– Знаешь ли, – собралась с духом Марина, – теперь мне понятно, отчего ты так тревожишься. Это ужасно: убили человека. Но, возможно, для тебя это достаточно серьезное предупреждение: что-то в жизни ты делаешь не так. Плохо, что Саша общается с Шапошниковым. Если они пересекутся и об этом возникнет разговор, ты можешь потерять клиентов, которые делали заказы через него.

– Да мы с ним уже практически и не общаемся, – было видно, что Самсонову крайне неприятна эта тема.

– Как так? Вы же так дружили? – удивилась Марина.

– Вот именно. Дружили… Раньше… Теперь он заказывает портреты Иголкину, а меня как будто и нет.

– Он и сам зависит от заказчиков.

– Зависит, но к его мнению всегда очень прислушиваются, а он, видимо, по каким-то своим соображениям не считает нужным меня теперь рекомендовать, – задумчиво произнес Самсонов.

– У вас произошел какой-то конфликт? – не унималась Марина.

– Никаких конфликтов. Думаю, он обиделся на что-то. Может, я что-нибудь пропустил или куда-то не позвал. Все ж реагируют на это очень болезненно.

– Это, конечно, не очень хорошо, но лучше, если он обиделся именно на это, а не на что-то другое. Шапошников умница и очень тонкий человек. И непростой, – подвела итог своим умозаключениям Марина.

– Да уж. Непростой. Он меня утешить решил. Сказал, что сам закажет свой портрет, но при условии, что я буду писать с натуры у него дома. Мол, будет повод спокойно пообщаться, поговорить не на ходу. Что ради этого не пожалеет десять штук баксов, – с ухмылкой подтвердил выводы Марины Микис.

– Это тогда ты решил для себя, что надо бизнес менять? Что картины перестали приносить доход? – осторожно спросила она.

– В общем, да. Был очень сложный период, но потом вроде бы все наладилось…

– Пока не всплыл Гнилов со своими пресловутыми разоблачениями? Этот человек, конечно, не вызывает доверия, но мне кажется, что сейчас тебе лучше не обращаться к высоким чинам из правоохранительных органов, как ты это любил раньше делать.

– А я что по инстанциям бегаю и бью себя в грудь: «Не виноватая я»? Самая моя высокая инстанция ты, Мариночка, – очень проникновенно и ласково заурчал Самсонов, взяв ее за руку. – Просто не представляю, что бы я делал без тебя в этой жизни. Ты редкая женщина. Верная. Преданная. Любящая и любимая. Ты мой единственный и самый надежный тыл. Я все изменю в своей жизни. Ты права, я живу неправильно, сумбурно, суечусь, пропуская самое главное. А самое мое главное и самое настоящее – это ты. Весь этот кошмар закончится, и мы уедем с тобой, будем жить уединенно, вдали от всех. Только ты и я.

Самсонов говорил так убежденно, так искренне, что даже сам поверил во все сказанное. В этот момент он забыл и о Яне, и о своем недавнем решении жениться на ней. Только радовался, что она так во время уехала, и он может за время ее отсутствия разрулить эту кошмарную ситуацию.

Марина, зная его непостоянство и легкое отношение к словам любви, которые он обычно произносит, не особенно вдаваясь в их смысл, все же невольно поддалась лирическому настроению, намеренно созданному Микисом, чтобы стерлись все негативные ощущения. Ему хотелось, чтобы сегодняшний ужин она вспоминала как романтическое приключение, и не более того. Как ни странно, это ему удалось. Марина довольно быстро переключилась на его волну. Микис напомнил, что очень давно не заходил в ее квартирку, такую приятную и уютную. Она с улыбкой промолчала, сделав вид, что не поняла прозрачного намека. Однако, выйдя из ресторана, даже не стала изображать на лице удивления, услышав его предложение:

– Я поеду впереди, а ты за мной. Должен же я проводить даму до подъезда.

По пути он остановился у цветочной палатки. Марина увидела, как на заднее сидение его машины целиком загружают вазу великолепных белых роз, ее любимых.

Когда Марина подъехала к дому, у подъезда ее уже ждал Самсонов с цветами в руках. Галантно помог ей выйти из машины, сказав, вот букетик по дороге нашел, но уж больно тяжелый получился, а потому ему придется выступить в роли посыльного и самому доставить цветы. Марине эти чудачества очень понравились, хотелось смеяться, но она с напускной строгостью сказала:

– Ну понятно, не потащу же я сама наверх такую тяжесть. Уж будьте любезны, господин посыльный, доставьте букет по назначению.

Естественно, Самсонов остался у нее, умело создав иллюзию прежних отношений. В этот вечер все было безоблачно, спокойно, удивительно мило. Он, художник, ранимый и талантливый, а рядом Марина, его муза, все понимающая и навевающая сюжеты новых полотен.

К себе Микис вернулся под утро. Не то чтобы ни свет ни заря, а часам к десяти. Марина поехала на службу, он к себе домой, сообщив, что тоже хочет поработать, поскольку испытывает огромный прилив энергии. И хотя она знала, что работать Самсонов не будет, точнее, как художник не будет, а, как обычно, примется бегать, суетиться, звонить, раздавать интервью, все равно ей казалось, что в нем произошел какой-то перелом и теперь он будет жить иначе. Извечная ошибка женщины, полюбившей негодяя. Ей всегда кажется, что именно она наставит его на путь истинный, и чем зловещее этот негодяй, тем значительнее кажется женщина, его переломившая. Кто ж откажется от таких лавров? Никто! Во всяком случае Марина не была в числе таких отказников.

Пока ехала на работу, позвонили из милиции, поинтересовались, когда ей будет удобно зайти. Марина с легким сердцем ответила, что хоть сейчас. На том и порешили. Перезвонив в офис и сообщив, что задержится, поехала на допрос. Микису звонить не стала, чтобы он лишний раз не дергался.

Ее встретили очень любезно и доброжелательно. Она сразу предупредила, что мало чем может быть полезна, поскольку Самсонов и вся эта история по ее жизни проходят, скорее, по касательной. Их интересы не пересекаются, а потому и сведениями она никакими не располагает.