Шрифт:
И замолчал, ждал, что скажет отец. А тот, заложив руки за спину, хмурился. Наконец заговорил:
— Жену бери из дома доброго. Никто дурного о воеводе Светозаре и боярыне Агриппине слова не вымолвит. Потому и скажу, пожелаешь взять Росинку, не восперечу. Однако не того желал я. Мыслил, станет Борис великим князем, сядет ли на княжение в каком городе, за ним Русь будет. И возвысится она, если ее князья в родство с другими государями войдут. Ан, чую, мечтам моим не сбыться. Коли ты по-своему решил, Бог с тобой. Однако мое согласие получишь будущим летом, когда Новгород замирим и печенегов откинем. Чую, Булан не только гостей торговых грабит, у них с Боняком иной замысел. Он скоро даст о себе знать. И тогда те, Борис, с воеводами полки на печенегов вести, я то уже в седле усталость чую. Да и те, сыне, о себе заявлять надо боярам и люду киевскому…
А вскорости встретил великий князь боярыню Агриппину, остановил:
— Ты, боярыня, Росинку побереги, будущим летом быть ей княгиней. Знаю, Светозар не против был бы.
И прежде небезопасен был путь «из варяг в греки», а с появлением Булана в запорожской степи перекрыли Днепр печенеги. Не то что в одиночку, даже двумя-тремя ладьями ходить по Днепру стало непросто. Вот и собираются торговые люди и целыми караванами поднимаются или спускаются по Днепру. В иной раз собирались в целые флотилии, сообща отбиваясь от печенежских засад.
А мытник, бравший налог за торговлю в Киеве, жаловался, скудеет казна.
Великий князь с весны наряжал гридней на пороги, чтоб путь обезопасить, да печенегов от одной переправы отбросишь, они на другой караулят…
В пору слать полки на Булана, отыскать его становище, но неожиданно Владимиру пришла мысль, уж не в этом ли весь замысел ханов? Выступят дружины из Киева, уйдут в запорожскую степь, а Боняк тем временем на Русь ворвется…
Сердце и разум — душа человека. Сердце — вещун, заранее предчувствует человек, что ждет его.
Тревожно князю Владимиру, мысли все к Киеву поворачивали. От дозоров, какие выдвинулись за Белую вежу, известно Мстиславу, Булан с ордой откочевал за Днепр, а вежи Боняка все еще в низовьях Дона. Надолго ли? Печенеги непредсказуемы.
На Троицу бросила якорь в Тмутаракани ладья кормчего Ивана Любечанина. Мстислав знал этого кормчего. В давние времена, когда Мстислав жил в Киеве, Любечанин наведывался к великому князю.
От кормчего тмутараканский князь узнал о том, что с появлением орды Булана в запорожских степях затруднился днепровский торговый путь, а в Киеве великий князь Владимир готовился на Новгород, да печенеги помешали.
Закупил Любечанин рыбы вяленой, загрузил ладью, собрался в обратную дорогу. В Херсонесе намерился дождаться каравана греческих кораблей, чтоб вместе через пороги пробираться.
С обрывистого берега смотрел Мстислав, как на веслах выходила ладья из рукава, соединявшего два моря, а вскоре взметнулся ее белый парус.
Долго видел князь удаляющуюся ладью. Но вот она скрылась, но Мстислав все стоял, и мысли его перебрасывались с одного на другое. О многом думал Мстислав, и о прожитых годах в Тмутаракани, как печенегов отражал, касогов и хазар сдерживал…
День погожий, солнечный, на той стороне рукава, что соединил море Сурожское с Русским, белые домики Корчева виднеются. Там уже Таврия, но Корчев — городок его княжества, Тмутараканского. А в самой Тмутаракани крепость наверху из белого ракушечника. Из него и хоромы княжеские и боярские. А по правую и левую руку спускаются домики рыбацких выселок и тянутся вдоль моря. Из этих выселок он, князь Мстислав, и жену себе взял ладную и добрую с именем таким же ласковым — Добронрава…
По крутой тропинке князь спустился к морю, пошел берегом мимо домиков, мимо вытащенных на песок лодок. По утрам рыбаки возвращались с лова, море кормило Тмутаракань. Оно было щедрым, но во гневе море не раз забирало рыбаков, и не все возвращались домой с лова…
Шел Мстислав, а мысль его о братьях, о Ярославе и Святополке думал. Прежде ему всегда казалось, что отец, великий князь Владимир, вечен. Мстислав привык видеть его в окружении бояр, в седле или на пиру. Но годы взяли свое, и вот уже, как рассказывал кормчий, недомогает великий князь, и сыновья его на дело отца замахнулись. И хоть усовещал Мстислава воевода Ян Усмошвец, чтоб не вступал в спор с братьями, однако мысль вела к тому, что если будет усобица, он, князь тмутараканский, потребует свое…
Море тихо шелестело, и мысли Мстислава перебросились на бренность жизни… Смерть подкрадывается к отцу, не вечны и они, его сыновья. Так почему одолевает человека алчность? Алчность и злобность родные сестры, они могут привести к злодейству…
Господь сурово испытывает человека, и не послал ли Господь такие испытания сыновьям князя Владимира? Кто рассудит их, кто примирит?
Если степь — дом печенега, то печенег — хозяин в нем. В степи печенеги неуловимы. Они кочуют улусами, малыми ордами, но когда потребуется, они по зову хана Боняка собираются в большую орду и идут туда, куда укажет их предводитель.