Тё Степан Мазур, Илья
Шрифт:
– Слышь, мартовский кот, сейчас морда порвётся, - постерег я парня.
– Эластичная, выдержит, - заверил довольный рейдер, стараясь не моргать и запомнить как можно больше.
Брусов, завёрнутый в одеяло, свис головой вниз, протягивая мне небольшую бутыль с тёмно-коричневой жидкостью. Разрази меня гром - коньяк!!!
– Ты где раздобыл сиё чудо?
– опешил я, бережно принимая драгоценную бутылочку.
– Медицина при необходимости творит чудеса, - хмыкнул доктор и добавил.
– Платная, естественно… Ты рот-то только так откровенно не разевай. Это превентивный удар по простудам.
– О, как, - хмыкнул Артём.
– Тёма, пока у шефа слюни текут, отнеси-ка побыстрей бутылку Алисе. Пусть выльет в чан с чаем. Я бы посоветовал сегодня заварить две-три нормы чая. Пусть это будет нормальная крепкая заварка, а не подкрашенная жижа, - ту же обломал всех доктор.
Я почти безразлично отдал бутыль рейдеру. К алкоголю всегда относился с прохладцей. Во время изобилия не особо был нужен, ну а сейчас… только если в медицинских целях, как говорит доктор.
– Тёма, он хоть и доктор, но прав. Лечиться, так всем вместе. После рожек с тушёнкой чаёк пойдёт на ура. Дуй к Алисе.
– Вот лишь бы сплавить меня из «малинника», - притворно вздохнул Тёма, равнодушно принимая бутылку.
– Душе не дают отдохнуть.
– Да ты единственный сухой! Мухой туда-обратно слетал!
Рейдер снова тяжко вздохнул, как раненый в самое сердце романтик, и медленно вышел из купе.
Я быстро расправился с одеждой, отвоевав положенный для начальства клочок на бельевых верёвках. Когда одежда повисла на верёвках свободно, закутался с ногами в одеяло, забравшись на лежак. Всё! Вот оно долгожданное тепло. Можно немного расслабиться, отдохнуть. Блаженный миг.
– Так, теперь чтобы не сойти с ума от голода и всё-таки дождаться паек, предлагаю поиграть в «тридцать», - донеслось от Брусова.
– Это ещё что за игра? Не слышал.
Доктор резво спустился на место Артёма и положил на столик пять маленьких костей-кубиков.
– Да придумал в анклаве как-то на досуге. Смотри, вся сумма кубиков, на каждом из которых по шесть очков максимум - тридцать. А минимальная сумма, что может выпасть на всех пятерых - пять. Эти максимальная и минимальная цифры почти никогда не выпадут, как и ближайшие к ним. То есть четыре верхних и четыре нижних значения мы убираем. Остаётся вариация цифр от девяти до двадцати шести. Каждый из игроков, сколько бы их ни было, называет любое число в этом промежутке и пытается его выбросить на игральных костях. Первым кидает тот, кто дальше всего от середины, то есть от семнадцати-восемнадцати. Чем ближе к краям значений, тем меньше вероятность, что они тебе выпадут. В общем, говори число и старайся его выкинуть.
– Так, начинается, - протянул я, предвидя развернувшиеся события.
– Азартные игры. Что дальше? Анклав продашь?
– Да брось, Василий. Карты, нарды и прочие шахматы с шашками никуда не делись. Народ сейчас по купе и будет играть, пока светло. Эта штука с отсутствием ночного освещения по вагонам нам даже на руку - ночью никто не играет. Потому как фонарики в дефиците. А днём, если нет других распоряжений, то почему бы и нет?
– Ага, надо только декрет издать, что играющий на снаряжение, патроны и что-либо общественно-полезное будет наказан.
– Я взял кубики, буркнул: «двадцать четыре» и бросил.
Выпало в сумме семнадцать.
– Командир, близятся голодные дни. Введи каннибализм, - хихикнул доктор, забирая кубики.
– «Пятнадцать».
Выпало двадцать пять.
– Идея неплохая. Требует доработки, - согласился я, ощущая какое-то подобие интереса к игре, когда ни чем другим больше не было возможности заняться.… Кстати, насчёт доработки.
– Я постучал на полку выше, вспоминая о тихоне.
– Эй, голова. Вопрос есть.
Учёный с красным носом свесился головой вниз почти моментально.
– Что желает начальство? В кости не играю.
– Да нужен ты нам… Кстати, как тебя зовут?
– Азамат.
– А напарника твоего?
– Макар.
– Ну, теперь хрен забуду, - честно признался я.
– Так вот, вопрос у меня есть к тебе. Общественного характера.
– Я весь во внимании.