Диксон взглянул на Александра.

— Это разрешено?

— Что можно, а что нельзя в святое воскресение — вопрос к вам, преподобный, — ответил он.

— Нет более священного долга, чем тот, что стоит перед нами. — Голос графа разносился эхом меж каменных стен. — Все старосты здесь. Следует приступить немедленно.

Александр сошел с кафедры. Диксон, растерянный, взволнованный, взглянул на одного из старост, потом проговорил:

— С вами останется староста Пратт. До полудня он будет читать вам Второзаконие. Мы же вместе с мистером Кинкейдом продолжим нашу работу.

Они оставили Пратта у раскрытой Библии и пошли по проходу между рядами. Сворачивая головы, люди провожали их взглядом, пока староста дрожащим голосом зачитывал стих:

— Не должен находиться у тебя прорицатель, гадатель, ворожея, чародей...

И когда Александр шел мимо Маргрет, он увидел, как покраснели ее пальцы, как побелели костяшки, когда она сдавила руки в молитве.

***

Элен Симберд держали без сна в церковном амбаре, где хранилось десятинное зерно. Идти было недалеко, и Александр, шагая рядом с Диксоном, Оксборо и старостами, пытался сосредоточиться на насущной необходимости определить, чем было обвинение Бесси Уилсон — правдой или наговором.

Они уже подходили к амбару, как вдруг услышали доносящиеся из-за его каменных стен крики. Кричала женщина.

Александр побежал.

Обогнав своих спутников, он первым ворвался в амбар, и на мгновение сумрак внутри помещения ослепил его, окружив запахом сухого сена и влажными испарениями животных.

— Нет! — Женский визг. — Будь ты проклят!

Звон пощечины, потом тишина.

Александр пошел на эхо ее крика, оттащил нависшего над нею человека и швырнул его на покрытый грязной соломой пол.

Элен Симберд — в полуобмороке, еле держась на ногах — стягивала края разорванного лифа в попытке прикрыться.

— Что ты делаешь? — Он не знал ее мучителя, поскольку не слушал преподобного, когда тот зачитывал список крестьян, вызвавшихся сторожить ведьму.

Рыжеволосый, востроносый человек смотрел на него без малейшего стыда.

— Известно что. Ведьму надобно заголить, чтобы найти метку.

Гнев вернул ему энергию, растраченную за слишком короткую ночь.

— Не сейчас. Не здесь. И не так.

Подоспели Диксон, Оксборо и все остальные.

— Что здесь происходит? — вопросил граф.

— Можете смотреть, если хотите, — ответил крестьянин, вставая и отряхивая тунику. — Так ведь оно делается, верно? — Он развернулся к всхлипывающей Симберд. — Смотреть дозволено всем.

В глазах у него стояло какое-то дикое выражение. Слишком много власти. Слишком много фантазий. Слишком много времени наедине с беспомощной женщиной.

Перед мысленным взором Александра поплыли кошмарные воспоминания — виденные наяву, а не во сне. Он сжал кулаки, чтобы не дай бог не задушить этого человека.

— Решил заделаться охотником на ведьм? Стать тем, кто пятнает свои руки кровью и решает, кому жить, а кому умирать?

Крестьянин моргнул.

— Хотите ее сами, да? После того, как я сделал всю тяжелую работу, сидел с нею всю ночь и не давал ей спать? Не по справедливости это.

— Тебе было велено будить ее, — сказал Диксон. — И ничего больше. На следующей неделе ответишь перед собранием, Джеймс Грей.

Стиснув зубы, Александр попытался выровнять дыхание. Тяжелая работа… Попробовал бы он допросить одну, пять, десять или больше подозреваемых, ежесекундно умоляя небеса о поддержке и гадая, кто его направляет — Господь или Сатана.

Тогда, быть может, он возненавидел бы эту работу, как возненавидел ее Александр.

— Убирайся, — процедил он и вместе со всеми повернулся к Элен Симберд.

Она была моложе вдовы Уилсон, но тяжелая крестьянская жизнь состарила ее раньше времени, ведь детей, которые могли бы разделить ее бремя, у нее не было. Оставленная на несколько минут без внимания, она свернулась калачиком на соломе и провалилась в сон: рот открыт, через прореху лифа виднеются бледные, обвисшие груди и застарелые синяки, явно полученные задолго до этой ночи.

— Разбудите ее! — рявкнул граф.

Она дернулась и проснулась, безуспешно возясь с разорванным платьем.

Александр присел рядом на корточки.

— Нам необходимо задать вам несколько вопросов, — сказал он ровно, не выдавая голосом то, что творилось у него внутри.

В этой женщине не было и намека на воинственность, с которой держалась вдова Уилсон. Она встала перед ним на колени и, пошатываясь, сцепила руки в умоляющем жесте.

— Отпустите меня. Пожалуйста.

К ним подошел граф.