Неясно, когда завязались контакты между Валленбергом и Биллицем, но по календарю Валленберга видно, что в конце сентября они стали частыми. Именно Биллиц связал Валленберга с Бехером, который позднее сообщал, что они встречались с Раулем два или три раза [36] .

Но не 26 сентября – в тот день, как мы видели, возникли препятствия. “Служебные дела”, заставившие Бехера отменить встречу, возможно, были связаны с переговорами, которые в этот момент велись с “Джойнтом”. В тот день, когда он собирался ужинать у Валленберга, как раз произошел первый прорыв. Сали Майер телеграфировал из Швейцарии, что хочет открыть счет в швейцарском банке, который находился бы в распоряжении Бехера для закупки товаров. За это “Джойнт” потребовал прекратить депортации словацких и венгерских евреев и позволить оставшимся пассажирам поезда Кастнера уехать в Швейцарию (что им и позволили 7 декабря). Возможным объяснением тому, что Бехер отказался от ужина с Раулем, будет то, что в тот день ему пришлось думать о другом. Предложение явилось открытием реальных переговоров – два дня спустя состялась третья встреча Кастнера с Майером на немецко-швейцарской границе.

Рауль, конечно, был хорошо осведомлен о деятельности Бехера через Управление по делам военных беженцев, Биллица и другие свои контакты в концерне Weiss Manfr'ed. Есть основания думать, что переговоры по поезду Кастнера вдохновили Рауля на попытку найти подобное же решение вопроса о шведской репатриации и что именно это он хотел обсудить с Бехером, пригласив того на ужин. Поскольку немцы отказывались выдать “шведским евреям” транзитную визу, те по-прежнему сидели в Будапеште, снабженные шведскими охранными паспортами, но не имея возможности покинуть страну.

Если в сентябре Валленберг говорил о возможном приезде домой в течение двух-трех недель, в конце месяца он уже явно был настроен более пессимистично в отношении возможностей свернуть дело за такое короткое время. “Во всяком случае, я постараюсь приехать домой через Германию и надеюсь, это не будет так долго, как было бы при путешествии через Москву – Хайфу [sic]”, – писал он матери 29 сентября. Лауэру Рауль объяснил, что, пока наступление Красной армии затягивается, его деятельность в Будапеште остается “желательной и необходимой”. Тем не менее он хочет постараться приехать домой “за несколько дней до прихода русских”.

Мысль об отъезде из Будапешта не ранее чем за пару дней до прихода русских Рауль повторил и в следующем письме Лауэру, написанном двумя неделями позже. Уехать раньше не представляется возможным, поскольку могут произойти события, “во время которых я бы очень хотел быть на месте”. После получения письма Рауля у Лауэра произошел “драматичный разговор с ним по телефону”, в котором он просил Рауля приехать домой. Но в ответ Лауэр услышал: “Я не могу оставить без помощи тысячи людей”.

Деятельность отдела оказалось не так-то легко свернуть еще и потому, что, как писал Рауль, “возникли новые серьезные задачи, которых невозможно избежать, поскольку они находятся в рамках предписанной акции”. К этим задачам относилась работа по освобождению владельцев охранных паспортов от трудовой повинности: для этой цели было необходимо создать новый отдел. Кроме того, после ходатайства Даниэльсона Валленберг получил “пожертвование” в сумме 150 тыс. крон от “судовладельца Олсена”, то есть от Управления по делам военных беженцев, для “выплаты на различные секретные счета, принадлежащие здешним частным лицам и фирмам”. Деньги были переведены из Enskilda Banken в швейцарский банк 14 октября. Далее, Рауль организовал жилищное бюро, чтобы “освобожденные от звезды” евреи могли перебраться в “христианские” (арийские) дома, поскольку оставаться в домах, помеченных звездой, было опасно.

В этом бюро уже работало десять человек, в том числе пара банковских директоров из Коммерческого банка, некоторые “светские дамы”, а также Сикстен фон Байер, семья которого владела домом, в котором располагалась шведская миссия.

Другое важное новое дело “в рамках предписанной акции” касалось венгерских евреев, депортированных в начале июля в Австрию по договоренности Эйхмана с Ва’адой и Кастнером: за сумму в 5 млн швейцарских франков 21 тыс. евреев из гетто Дебрецена, Сигеда, Баи и других должна была быть отправлена для отбытия трудовой повинности в лагерь Штрассхоф и на другие объекты принудительных работ в восточной части Австрии. Вместо того чтобы доставить их в Аушвиц и убить газом, их должны были, по выражению Эйхмана, “положить под сукно”. Это соглашение сулило значительные выгоды нацистам. Во-первых, они могли тем самым продемонстрировать свою добрую волю (переговоры о “евреях за грузовики” шли вовсю), а во-вторых, нацисты получали очень нужную им рабочую силу. Официально такие евреи именовались не Transportjude (как, например, депортируемые в Аушвиц), а Tauschjude (евреи на обмен) или Jointjude (евреи “Джойнта”), из чего видно, что эти евреи предназначались на будущую меновую торговлю. Заключенные использовались для разных работ, от расчистки завалов после бомбардировок до промышленного и сельскохозяйственного труда [37] .

Венгерские евреи в Австрии находились в ведении оберштурмбаннфюрера Хермана Крумеи, штаб-квартира которого находилась в Вене. За судьбой этих евреев следила не только Ва’ада, но и Международный Красный Крест и представители шведского Красного Креста в Будапеште супруги Лангле. Это было гарантией некоторой защиты. “Хотя венгерские евреи в Штрассхофе и вокруг него многого лишились, в том числе свободы, это были счастливчики, – пишет один венгерский историк. – Они находились в определенной безопасности, в то время как остальная часть евреев из провинции оказались в сборных лагерях и были депортированы”.

Однако осенью положение евреев, отбывавших трудовую повинность в Австрии, ухудшилось. Они прибыли туда в разгар лета, и у них не было теплых вещей, а немногочисленная легкая одежда, которая имелась (и в которой они работали), к этому моменту износилась до дыр, и у многих не было обуви. Шведская миссия в Будапеште через Красный Крест располагала исчерпывающей информацией о положении дел в Австрии. “Питание состоит из жидкого супа, картошки и суррогатного кофе, хлеба не хватает. Они живут в плохих, частично разрушенных бомбами неотапливаемых бараках”, – сообщал Даниэльсон в МИД в начале октября.

По мнению Валленберга, предстояло “…отнестись к делу самым серьезным образом”. Поэтому на одной из своих служебных машин, “студебеккере”, он отправился в лагерь для интернированных на австрийской границе. В письме матери он рассказывал: “Комендант вначале не желал меня принять, потом дал мне пять минут, а кончилось тем, что в тот же день после четырехчасовых переговоров удалось добиться освобождения 80 человек и транспортировать их обратно в Будапешт. Видеть этих людей было очень трогательно”.