Уже 16 октября дома под звездами были опечатаны для “переписи населения”, и обитателям было запрещено их покидать без разрешения в течение десяти дней. Никто не имел права и входить в эти дома – ни врачи, ни акушерки, ни санитары для выноса трупов, любая доставка продуктов питания тоже была запрещена. Члены юденрата не осмеливались даже зайти в свои рабочие помещения, хотя еврейская община находилась под охраной гестапо.

Ференц Салаши 16 октября 1944 года на пути в Замок, чтобы образовать правительство.

За несколько недель до государственного переворота Салаши тайно рекрутировал тысячи новых членов для Партии скрещенных стрел. Среди них было довольно много пожилых людей или солдат, раненных на войне, но многие были необразованными мальчишками из бедных районов Будапешта. Независимо от возраста все они были взращены в духе ярого антисемитизма. Им выдали нарукавные повязки и автоматы, и, как только переворот Салаши стал свершившимся фактом, они развязали террор, такой кровавый и не поддающийся контролю, что даже немецкие офицеры СС заявили протест венгерским властям. В первую же ночь переворота произошли погромы. Людей вытаскивали из домов со звездами или из трудовых бригад и расстреливали на улицах или набережных Дуная, сбрасывая затем тела в воду. В маленьком пригороде к западу от Будапешта была вырезана целая трудовая бригада, состоявшая из 160 врачей, инженеров и других высокообразованных специалистов. “В первую же ночь после путча было предпринято много индивидуальных арестов и много погромов, в ходе которых, по оценкам, было убито 100–200 человек” [39] , – писал Валленберг в своем отчета в МИД 22 октября. И далее:

Эта почти невероятная велосипедная поездка по улицам Будапешта с целью “подбодрить и вдохнуть мужество в сотрудников-евреев” для Пера Ангера стала примером мастерской способности Валленберга “импровизировать и находить выходы, справляясь с постоянно возникающими новыми трудностями” [40] .

Уже через два дня после переворота, 17 октября, в Будапешт вернулся Эйхман с требованием предоставить ему 50 тыс. трудоспособных евреев для строительства укреплений вокруг Будапешта. Это означало, что его зондеркоманда вновь взяла в свои руки контроль над судьбой венгерских евреев. На следующий день новый министр внутренних дел Габор Вайна по радио представил политику правительства в отношении евреев. Одним из ее пунктов было то, что больше не будет делаться никакой разницы между “обычными евреями” и евреями, находящимися под защитой иностранных держав. “Пусть ни один человек еврейской расы… не думает, что с помощью иностранцев он сможет обойти законные меры венгерского государства”. Даниэльсон в тот же день сообщил в МИД, что шведские паспорта больше не признаются. МИД в ответ предложил Даниэльсону “напомнить венгерским властям обращение короля в защиту евреев Венгрии” и “подчеркнуть, что Вы считаете очевидным, что евреев, имеющих шведские охранные паспорта, следует пощадить”. Подчеркивалось также, что Швеция не планирует признавать новый венгерский режим. Вопрос дипломатического признания сыграет в течение ближайших месяцев важную роль в переговорах между шведской миссией и венгерскими властями.

Другой пункт в программе нового правительства касался трудовой повинности. По мере того как удача в войне все больше отворачивалась от Германии, повышалась верхняя граница возрастного ценза для призыва на принудительные работы. В апреле 1943 года крайняя планка составляла 37 лет, в апреле 1944 года – 48 лет. По соглашению между Вайной и Эйхманом с 22 октября к трудовой повинности привлекались все мужчины-евреи с 16 до 60 лет и все женщины с 18 до 40 лет. К 26 октября было мобилизовано 25 тыс. мужчин и 10 тыс. женщин. Их задачей было рытье окопов и выполнение работ по сооружению оборонительных укреплений вокруг Будапешта. Помимо этого, Эйхман потребовал “одолжить” Германии на полгода 25 тыс. венгерских евреев-мужчин, чтобы “заменить износившихся русских и прочих военнопленных на германских заводах”.

Миссии Швеции и других нейтральных стран в первые дни после переворота развили бешеную активность, стараясь отстоять статус своих подзащитных. Карл Лутц и Анжело Ротта встречались с представителями правительства, и последний получил от Салаши заверения, что евреи не будут подвергнуты ни депортации, ни уничтожению, их лишь “заставят работать на благо Венгрии”. Со шведской стороны переговоры вел Валленберг, в первую неделю после переворота имевший два разговора с новым министром иностранных дел по вопросу о шведских подзащитных. Согласно рапортам Даниэльсона в МИД, была надежда, что статус этих людей будет соблюдаться, однако все зависело от того, собирается ли Швеция признать новый режим или нет.

То, что именно Валленберг занимался контактами с Министерством иностранных дел, возможно, было сознательным сигналом новому венгерскому режиму. Однако в МИДе были недовольны, что не сам посол разъясняет точку зрения шведского правительства, и обязали его “немедленно и лично” сделать это. Не исключено, что была и еще одна причина, по которой отвечать за переговоры доверили Валленбергу. Судя по всему, он был уже знаком с новым министром иностранных дел бароном Габором Кеменем и его супругой Эржебет.

Валленберг обычно составлял резюме своих переговоров с венгерскими и немецкими чиновниками и в тот же день передавал эти так называемые вербальные ноты партнерам по переговорам. Таким образом, его первый разговор с Габором Кеменем, очевидно, состоялся 20 октября, когда в ноте зафиксировано обязательство, что новое венгерское правительство намерено уважать ранее заключенные договоренности.

Однако это было пока лишь устное обещание. В ходе второй встречи между 22 октября Валленбергом и Габором Кеменем было заключено письменное соглашение о том, что сотрудники шведской миссии и члены их семей и впредь освобождаются от обязательного ношения звезды и проживания в домах со звездой. Те, кто до 15 октября был взят на принудительные работы, должны быть собраны в шведской бригаде на улице Арена, а те, кто не был призван на тот момент, вообще не должны отбывать никакой трудовой повинности. Тем евреям с охранными паспортами, которых забрали на работы после 15 октября, обязаны разрешить вернуться домой.