Цви Эрец и его семья превратились, таким образом, в шведских подзащитных, несмотря на то что вообще не были связаны с Швецией. К такому трюку Валленберг прибегал часто: убеждал немцев или венгерских жандармов, что вот эти евреи – шведские подданные, по разным причинам лишившиеся документа, подтверждающего этот факт. Во время своих вылазок он всегда имел при себе подписанные и снабженные печатями охранные документы и походную пишущую машинку, с помощью которой вписывал фамилии и имена новых подзащитных. Если у него не было с собой охранных паспортов, он выдавал так называемые Vorp"asse (“предпаспорта”), удостоверявшие, что его податель находится в списке тех, кто должен получить охранный паспорт.

В тот раз Валленбергу и Ангеру удалось “выявить” около 400 шведских подзащитных, затем они вернулись в Будапешт, где у Валленберга, судя по его карманному календарю, была назначена встреча с Вильмошем Биллицем. На месте они оставили Белу Элека, получившего задание организовать транспортировку подзащитных домой. Военному командованию были переданы продовольствие и лекарства для тех евреев, которых отправляли в Германию.

“Самое страшное зрелище из всех, какие доводится видеть человеку, ожидало меня в приграничном городке Хедьешхаломе, находящемся по дороге в Вену. Вместе с Валленбергом я наблюдал, как тысячи евреев, бесконечные колонны людей, одетых в тряпье, немцы и нилашисты ударами перегоняли через границу, навстречу совершенно неизбежной смерти”. Так суммировал свои впечатления от маршей смерти Пер Ангер.

Из 400 подзащитных Валленберга 250 вообще запретили выезд из Хедьешхалома, а 153 на обратном пути были остановлены. Однако после шведской ноты протеста их отпустили, и они смогли продолжить путь в Будапешт.

Чтобы помешать продолжению депортаций шведских подзащитных, по инициативе Валленберга при выезде из Будапешта и на приграничной станции Хедьешхалом были установлены контрольные пункты. В последующие дни шведы совершили еще несколько операций. Теперь уже Валленберг сам в них не участвовал: вылазки совершал Бела Элек, которому, в свою очередь, помогал Вильмош Апор, католический епископ Дьёра, приютивший многих евреев с охранными паспортами в ожидании транспортировки домой. Благодаря этим вылазкам еще несколько сотен евреев удалось вернуть в Будапешт.

Поскольку Валленберг боялся, что вывезенные из Хедьешхалома вновь подвергнутся депортации, он предложил распустить слух о вспышке сыпного тифа, чтобы изолировать людей. Двадцатидвухлетний Барна Ярон, бежавший из трудовой бригады, заявил, что не возражает сделать себе прививку, вызвав тем самым сходные с сыпным тифом симптомы. “В то время я был молодым и сильным и считал себя смельчаком, – вспоминал он, – но, должен признаться, мне было очень страшно”.

Валленберг был готов на все ради спасения своих подзащитных и часто прибегал к самым непривычным методам, однако идея эпидемии тифа говорит о некотором недостатке рассудительности. Пал Неви, управляющий хозяйством в шведском госпитале (подробнее об этом – в следующей главе), отсоветовал реализовывать эту идею, поскольку можно было вызвать настоящую эпидемию. Вместо этого решили распустить слух об эпидемии дизентерии, звучавший вполне правдоподобно, поскольку многие подзащитные действительно заболели дизентерией во время марша.

Через несколько дней после начала первых маршей в направлении Хедьешхалома в жизни шведских подзащитных – евреев произошли радикальные перемены. Поскольку они не сумели выехать из страны до 15 ноября, как того требовали власти (одновременно не дававшие этого сделать), их собрали и отправили в гетто. “4500 шведских и около 12 500 других евреев переводятся сегодня в специальные охраняемые дома в ожидании выезда”, – сообщил в МИД посол Даниэльсон в первый день переезда – 12 ноября. Чтобы переезд почти 20 тыс. евреев, имеющих статус иностранных подзащитных, стал возможен, они получили право свободного передвижения по городу в течение трех последующих дней. Шестнадцатого ноября акция была завершена, по крайней мере в отношении шведских евреев.

При переезде евреям разрешили иметь при себе по 80 кг груза на человека, 30 кг ручной клади и 50 кг в качестве багажа, однако только “необходимое личное имущество, соответствующее их социальному положению, но не более трех пар обуви, трех платьев или костюмов, необходимое нижнее белье, одеяла, продукты питания и какие-то вещи”. Ценности (золото, драгоценности, акции) и предметы роскоши (меха, произведения искусства) брать с собой не разрешалось.

План переселения напоминал тот, что чуть было не реализовали в августе: в тот момент он был остановлен, в том числе и потому, что некоторые члены юденрата выразили протест против выселения менее привилегированных евреев из их квартир, чтобы освободить место для евреев, находящихся под иностранной защитой. Но на этот раз для дискуссий времени не было.

Кварталы, выбранные для устройства так называемого Иностранного, или Международного, гетто, были те же самые, что и намечавшиеся в августе: Сент-Иштван (Святой Стефан) – район к северо-востоку от моста Маргит. Эту часть города населяли люди высокого социального положения, в том числе большое количество евреев: врачи, адвокаты, бизнесмены. Район был сравнительно новым, и застройка состояла из элегантных домов в стиле модерн, функционализма 1930-х годов и ар-деко. Создание гетто вызвало возмущение и гнев как у евреев, так и у христиан, вынужденных оставить свои квартиры и дать место евреям, находившимся под иностранной защитой. Эвакуированных из Сент-Иштвана евреев размещали по всему городу в домах со звездой, где они становились жертвами избиений, грабежей и депортации. Христиан переселяли в квартиры, вынужденно покинутые отправленными в гетто евреями.

Швейцарской миссии выделили 72 дома, шведской – 32, из которых один распределили между голландскими и аргентинскими подзащитными, поскольку нейтральная Швеция представляла эти страны в Венгрии. В домах, превращенных в Международное гетто, ранее проживало 3969 человек, отныне в тех же самых квартирах теснилось в четыре раза больше жителей. 15 598 – такова была официальная цифра. На самом деле переселенных в Международное гетто людей могло быть много больше, поскольку число выданных шведских охранных паспортов к тому моменту достигло как минимум 7–8 тыс.