Шрифт:
Ион толкнул Димку в бок, они понимающе переглянулись.
— А где сообчения возьмешь? — Дед почесал в затылке. — Народ дома сидит. На улицу носу не кажет. Кругом фрицы. Феодосия Лунгу куда-то забрали. Дом под комендатуру заняли. Начальник там важный такой… Заднефурер.
— Зондерфюрер, — поправил Ион.
— Ага, — согласился дед. — Заднефурер.
— Дедушка, — перебил деда Икима Димка. — А вы помните, как фашисты двух партизан поймали?
— Так я ж про то и речь веду, — сказал дед. — Зовет меня бабка: «Так, мол, и так — партизан поймали. Разузнай и доложи».
— Опять эта бабка, — проворчал Ион.
— Пошел по соседям, — продолжал дед Иким. — Говорят, наших в комендатуру погнали. Самсона Хамурару вроде бы признали, а того, другого — нет.
— А потом? — спросил Димка. — Что было потом?
— Иду домой. Гляжу — на берег в легкой машине заднефурер катит. А за ним — большущая, под брезентом. Как подъехали — на землю фрицы посыпались. Вывели двоих, окружили… Подобрался я кустами поближе. Вижу: на берегу эти двое. Один, слышу, кричит: «Хамурару предатель! Иуда! Явку раскрыл». Предупредить, значит, хочет.
— А дальше? — допытывался Димка. — Дальше что?
— А что дальше? — развел руками дед. — Доложил бабке… А потом все село гудело: «Хамурару — предатель. Партизан выдал». Не рад был, что рассказал… Самсонову сыну и внуку жизнь попортили. А слово не воробей. Вылетело — не воротишь. Гришка озлился, не поверил.
Снова сверкнула молния, грянул гром, и на мгновение в шалаше стало светло как днем…
А тем временем две темные фигуры с трудом поднимались на холм. Земля под ногами расползалась, оседала, бежали, шипя и булькая, белые ручьи, а дождь лил как из ведра. Раза два маэстро оступался.
— Где шалаш? Обсушиться бы…
— Сейчас, маэстро, сейчас…
Гришка и сам не мог разглядеть шалаша.
Но зато хорошо видел липкую грязь под ногами, холодную дождливую ночь, низкие тучи над землей.
— Вот, — сказал он, — пришли наконец.
— Зайдем.
— Нет, — неожиданно уперся Гришка. — Не люблю деда.
— Что так?
— Да уж так.
— Воля твоя. Как говорится, не суй носа в чужое просо… Дед в шалаше один?
— Да кому ж там быть? — Гришка потянул носом. — Один дед пасется. Ну я пошел. Бывайте.
У входа, в шалаш — погасший костер, от которого поднимался пар. Маэстро стал чистить веточкой обувь. Оперся рукой о камышовую стенку, заглянул внутрь. В шалаше горел фонарь «летучая мышь».
— Мир вам, — сказал маэстро и низко поклонился. — О, да здесь компания!
Дед Иким, сидя на табурете, вырезал из дерева свечку.
— Дети… Заходи, добрый человек. Гостем будешь.
Маэстро потоптался на пороге, счистил грязь с башмаков, огляделся.
— Ничего, — сказал дед, — к шагающей ноге грязь не пристает. Входи, арбузиком побалуешься. — Он с треском разломил арбуз. — Нынче арбузы соком нагрузли…
— Спасибо, — улыбнулся маэстро.
Дед выглянул из шалаша.
— Чтой-то небо не расхмуривается!
— Шумный дождь быстро пройдет.
— Да ты откуда сам? — прищурился дед. — Сдается, видал я тебя… Конечно, старый теперь. Могу и попутать…
— Ошибаешься, дедушка. Не встречались… Ну, что приуныли? — двинулся он к ребятам. — Тебя как звать? — спросил он Димку. — Отец кем работает?
— Димка я, отец инженер.
— А мать?
— Скульптор.
Блеснув глазами, Димка отвернулся. Всю биографию ему подавай!
— А мой папа, — сообщил из угла Михуца, — карьерист.
— Что такое? — захохотал маэстро.
Михуца сидел в углу с невозмутимым видом. И что тут смешного?
— Он у него в карьере работает, — серьезно пояснил Ион.
— Ах, так. — Маэстро вытер на глазах слезы. — Ну-ну… — и посмотрел в сторону деда Икима.
Старик пошарил в углу, шагнул к маэстро.
— На вот, смени, — он протянул пришельцу рубаху и полотняные брюки.
Маэстро поклонился деду, пошел в угол. Не торопясь, снял рубаху, тщательно выкрутил.
— «Отец, ты спишь, а я страдаю», — прочел на его груди Димка.
— А зачем он могилу нарисовал? — спросил Михуца.
— Тише ты, — цыкнул на него Ион.
— Секреты? — нагнулся маэстро. — Ну-ну…
Он надел рубаху, полотняные брюки, прислушался.
— Кажется, дождь прошел.
— Вытихло, — согласился дед.
— Ну спасибо, старик. — Маэстро пошел к выходу. — За мной не пропадет…
— На дорогу мешочек прихвати, — засуетился дед. — Не ровен час, еще накроет, — и, сделав из мешка капюшон, набросил на голову пришельца.