Шрифт:
Маэстро вздрогнул и, согнувшись, шагнул за порог. Зажмурился. С зеленых кустов на него жадно и чисто глядели сияющие глаза дождя.
Как это было
Среди мокрых веток Теодор снова ясно увидел давнее: берег Днестра, кусты, лицо крестьянина. Оно напоминало лицо деда Икима…
Теодор и Хамурару возвращались с задания. Шли лесом, стараясь поскорее пробраться к овчарне. Под ногами светились фиолетовые пятна луж. Пахло душной сыростью, примятым папоротником и растоптанной бузиной.
Теодор жадным взглядом ощупывал землю. Очень хотелось жить, чтоб всегда видеть эту толпу желтых лисичек под сосенкой, этот ягодник в потаенном местечке, в зеленой канаве, слышать, как за тобой, шурша, выпрямляются влажные ветви вереска на пригорке…
— Порядок, — говорил Хамурару. — Связной молодец. Весь укрепрайон как на ладони… Теперь фрицы попляшут.
— Дяденьки! Фрицы!.. — Мальчишка лет тринадцати со шрамом на щеке, напоминающим подковку, отчаянно махал им рукой.
Теодор с Хамурару выглянули из кустов. Из-за бугра выезжали зеленые мотоциклисты. Со стороны леса длинной цепью шли автоматчики…
Теодор тронул ветку, и воспоминания, точно кадры старого фильма, замелькали перед глазами…
Партизаны бросаются в заросли. Летят навстречу кусты, деревья, ветви хлещут по лицу. Внезапно топот обрывается. Короткий шум борьбы, гортанные крики…
На поляне у партизан отбирают оружие.
У Теодора солдат находит в боковом кармане плоскую черную шкатулку с пачкой тонких квадратов жести. Он подбегает к офицеру, щелкнув каблуками, протягивает находку.
Высокий, подтянутый офицер в лайковых перчатках берет из шкатулки пачку и с изящной небрежностью, словно колоду карт, раскрывает их веером.
На листах жести — этюды: лес, поляна, клен, дуб, река. Среди пейзажей, на отдельном квадрате — лицо какого-то человека…
— Что это? — спрашивает офицер.
— Этюды. — Теодор беспокойно оглядывается. — На жести… — Он стоит в плотном кругу солдат. — Художник я…
В кустах черным огнем горят глаза мальчишки. В их слепящем блеске — отчаянная решимость.
Теодор, поймав этот взгляд, опускает голову.
Офицер рассматривает квадраты, вертит в руках шкатулку.
— Зачем носить карман? — Он взвешивает на ладони массивную шкатулку.
— От пули спасла. Вот и ношу.
— От пуля? О-о! — Офицер захлопывает шкатулку. — Гут, гут… — Он улыбается. — Талисман, да?
— Вроде…
Офицер делает знак, солдаты толкают партизан прикладами в спину.
— Шнель, шнель!
Горящими глазами провожает их мальчишка…
В комендатуре офицер садится за стол.
— Гринюк!
В комнату входит давний знакомый Теодора.
— Чего прикажете?
Офицер протягивает ему пачку жестяных квадратов.
— Номер… Понимайт? Печатка…
— Слушаюсь… — Гринюк узнает Теодора. — Инвентарный, значит… Проштемпелюем… Это мы мигом…
— Пшел, пшел!
— Это мы мигом, — пятится Гринюк, унося этюды. — Не извольте беспокоиться. — Он бросает взгляд на Теодора и закрывает дверь.
— Кто связной? — кричит офицер Теодору.
Теодор молчит.
— Ну? — офицер тычет пальцем в грудь Самсона. — Ты!
Хамурару молчит.
— Где явка?
Партизаны молчат.
— Гринюк!
Дверь открывается.
— Чего прикажете?
Он кладет квадратики жести в шкатулку, протягивает ее офицеру:
— Готово.
Тот прячет шкатулку в карман:
— Талисман, да? — и подмигивает художнику.
Теодор отводит глаза.
— Гринюк! — Офицер подает ему плеть. — Работайт, — и кивает в сторону пленных…
…Снова берег Днестра. Пахнет свежей водой, рогозом, светятся под ногами фиолетовые пятна луж.
Теодор с Хамурару стоят в кольце автоматчиков. В лужах колеблются их рогатые каски.
Лица партизан в крови. Заплывший угольно-черный глаз Хамурару с ненавистью глядит на офицера.
Офицер делает знак. Солдаты хватают Хамурару, набрасывают на голову мешок, продевают правую руку в прорезь.
Завязав мешок под коленками, валят Хамурару на землю. Офицер зеркальным носком высокого сапога пинает мешок.
— Слушайт и запоминайт. Тебе дадут конец верьевки. Захочешь сказать — дернешь, не захочешь — буль-буль-буль на дне… Гут?
Солдаты хватают мешок и волокут к воде. Раскачав, бросают в Днестр. Тяжелый всплеск. Брызги. Тишина.
Веревка тянется из воды к ногам офицера. Не шевелится.