Шрифт:
Провожающие в приподнятом настроении заехали к Ивановым. Кудрин раскупорил бутылку Шампанского, торжественно поздравил всех присутствующих и, сославшись на службу, попрощался.
– Что слышно о Сидоровой? – шёпотом в коридоре спросила папу Алина.
– Пока ничего существенного, – процедил полковник, застёгивая форменные пуговицы.
– А всё-таки, скажи, ну хоть капельку, папочка! – просительно проворковала Алина.
– Пока ничего не могу сказать.
– Понимаю, издержки профессионализма.
– Не дуйся! Всё обязательно расскажу. Рапорт представлю в своё время! – успокоил дочь Кудрин и ушёл.
Следующей покинула компанию Карина Львовна. Остались одни тёзки. И Алина почувствовала некоторую неловкость, но понять не могла, почему?
– Как винцо? – натянуто спросила она.
– Неплохо, – Эвелина заглянула в глаза подруги. – Лина, ты чего-то боишься?
– Н-нет! – вздрогнула Алина. Она как бы забыла о новогодней ночи, а теперь вот выдала себя!
– Ты о чём? – спросила Алина.
– А ты не догадываешься?
– Не знаю, может и так! Я вообще ничего не знаю! – сорвалась в плач Алина.
– Извини, Лина! Я, наверное, тебя напугала своим дурацким вопросом.
– Ты тут вовсе ни при чём! Я не знаю, что со мной. Тревога какая-то на душе.
– Ты боишься за Владимира?
У Алины отлегло от сердца. Липутина вовсе не имела в виду себя, когда спрашивала о причине страха!
– Нет! С ним всё в порядке, – ну как ей объяснить, что переживает за Вику, которую Эвелина вовсе не знает. А лучше ей не узнать о Вике никогда.
– Тогда почему? – Эвелина заметила, что подруга колеблется. – Помнишь, как при первой нашей встрече я тебе всё рассказала!
Иванова с удивлением посмотрела на девушку. Эвелина вполне искренне считает её подругой! Только близкому человеку можно предъявить такую претензию.
– Я помню, но боюсь, тебе не будет интересно.
– Разве это необходимо?
– Что, это?
– Интерес.
– Ты права, Линочка! Хочешь узнать? Слушай!
Иванова рассказала про свою подругу, которая внезапно пропала и не подавала о себе ни слуху ни духу, затем про ссору с Владимиром (упустив Карину Львовну, как причину скандала) и спасительный звонок межгорода. К сожалению, ожидание не оправдалось, Вика не вышла на связь.
– А не водилось ли за этой Викой каких-нибудь странностей? Алина вздрогнула. Кто это говорит? Рим – голосом Эвелины?
– Наваждение, – сказала она.
– Что, что? У неё было наваждение? Или она так часто выражалась?
Алина пообвыклась с римовыми вопросами. А он, оказывается, имеет гораздо большее влияние на Эвелину! Иванова пожалела о рассказе про Вику. Хорошо хоть, не ляпнула ничего лишнего.
– Это одно из её словечек, – сказала Алина.
– А сколько ей было лет?
– Ты что? – глаза Алины наполнились ужасом. – Как это – было?
– Прости! Не хотела, само как-то сорвалось с языка. Правда-правда! Я хотела спросить: сколько ей лет, а получилось в прошедшем времени.
– Примерно около тридцати. Но выглядела она, конечно, моложе! Такая вся жизнерадостная, непоседливая, с огромным чувством юмора и неистощимым запасом энергии! Когда у всех не хватало сил, Вика порой буквально хватала нас за руки, поднимала, заставляла: работать, жить, веселиться! – внезапно Алина умолкла, сообразила, что сама употребляет прошедшее время. Неужели, предчувствие?
– Рим тоже знает её? – в лоб спросила Эвелина.
– Конечно знает и лучше всех.
Алина поняла – болтнула лишнее. Она прикусила язык, но Липутина потребовала:
– Договаривай!
Есть в этой девушке что-то от матери, Алина не успела сориентироваться, как попала под допрос.
– Как это, лучше всех?
– Она помогала ему постоянно, в том числе и с работой!
– Она была врачом?
– Что ты заладила? Была, была! – разозлилась Алина.
– Но ведь её теперь нет здесь?
– Верно. Что-то я распсиховалась. И резкие звуки меня раздражает, и запахи!
– А ты знаешь, на что это похоже? – с детской непосредственностью спросила Эвелина.
– Да. Но пока рано об этом говорить, я не совсем уверена.
– Всё равно поздравляю!
Алина взглянула в глаза подруги. Ясный и чистый взор, безо всякого подвоха. Всё-таки, она лучше матери.
– Спасибо, но всё равно ещё ничего не известно.
– Так что у них было с Римом? – быстро переключилась Эвелина.