– У нас не было выбора, Генрих Иванович. Риск был оправдан, мы же смотрели по сегментам.

– Что сегменты… по раскладке выпала восьмерка. Тут не знаешь, чему верить…

– Верьте инструкции, Генрих Иванович. Внимание всем: на вокзале быть чрезвычайно осмотрительными.

– Мимикрия? – спросила Ольга.

– 6, 3. И легче, легче…

– Куда уж легче! – пробурчал Штаубе, отворачиваясь.

В 14.55 они подъехали к Казанскому вокзалу.

– Носильщик! – крикнул Ребров, вылезая из кабины. От группы носильщиков отделился один и подвез тележку к машине.

– 56-ой поезд, пожалуйста, – Ребров открыл багажник.

– «Енисей»? Сделаем… – носильщик вынул из багажника и поставил на тележку металлический ящик с промежуточным блоком, чемодан с жидкой матерью и рюкзак. Ребров взял «дипломат», Штаубе – портфель. Носильщик быстро повез тележку, – Давайте мороженое купим! – Сережа взял Ольгу за руку.

– Мороженое, Сережа, зимой не едят, – сухо проговорят Ребров. Когда подошли к подъезду, ушедший вперед носильщик обернулся:

– Какой вагон-то?

Ребров достал билеты:

– Седьмой. Места 9-12.

У вагона их встретила кудрявая татарка-проводница, с улыбкой посмотрела билеты:

– До Красноярска? Вот молодцы! А то все самолетом, да самолетом. Никак брильянты везете? – она кивнула на металлический ящик, с которым возится носильщик.

– Хуже. Киноаппаратуру, – Ребров взял у нее билеты.

– Кино про нас снимать? – засмеялась она, обнажив золотые зубы. – Давно пора!

Носильщик занес вещи в купе. Ребров дал ему 6 рублей.

Через 9 минут поезд тронулся.

– Слава Тебе, Господи, – перекрестился Штаубе.

– Поехали! – Сережа сдвинул оконную занавеску.

В дверь постучали.

– Открыто! – громко сказал Ребров. Вошла проводница, присела на край дивана.

– Разместились нормально? – не переставала улыбаться она, раскладывая на коленях кожаную папку с карманчиками для билетов.

– Вполне, – кивнул Ребров, отдавая ей билеты.

– Дорогуша, как у вас обстоит дело с ресторацией? – спросил Штаубе.

– Получше, чем у вас в Москве, – она свернула билеты и засунула в карманчик, – икорка, балычок, солянка, цыплята-табака. Коньяк, шампанское.

– Отлично! – Штаубе шлепнул себя по колену. Ребров дал ей 10 рублей:

– За постель и за чай.

– Сдачи не надо, – улыбнулась Ольга.

– Спасибо, – проводница убрала деньги, – а вы без шуток кино снимать едете?

– Без шуток.

– Про любовь?

– Про экологию.

– У-у-у-у. Я-то думала!

– Не нравится тема? – Ребров переглянулся с Ольгой.

– В зубах навязло, – проводница встала. – Будто в Сибири уж и чистого воздуха нет! Поезжай в тайгу, да дыши, сколько влезет. Я вам через полчасика чаек организую…

Она вышла. Штаубе сразу запер дверь:

– Все! Жрать! Умираю!

– В ресторан? – рассеянно потрогал усы Ребров.

– У нас полно продуктов, какой еще ресторан! – Ольга потянула из-под столика рюкзак.

Через час трапеза была закончена. Сережа помог Ольге собрать в пакет куриные кости, яичную шелуху, хлебные корки.

Вошла проводница со второй порцией чая, – Отлично! – Штаубе вытирал руки салфеткой.

– Я чай могу тоннами пить, – сказал Сережа.

– На здоровье! – засмеялась проводница, расставляя стаканы.

– Дорогуша, сколько же нам пилить до Красноярска? – Штаубе налил себе в чай коньяку из серебряной фляжки.

– Почти трое суток.

– С ума сойти, – покачала головой Ольга, – устанешь ехать…

– Да ничего не устанете, – проводница взяла у нее пакет с мусором, – в Горьком и Казани все посходят, одни с вами поедем, хоть в футбол играй. Будем чаи гонять, и в подкидного резаться.

– Ну, ну! – подмигнул ей Штаубе. Она вышла. Все посмотрели на Реброва.

– Иро, иро… – устало пробормотал он, расстегивая ворот рубашки.

– Мое дело – предупредить, – Штаубе отхлебнул чай, – с голутвинским тоже было иро.

– Ну хватит, хватит, хватит! – Ольга ударила ладонью по столику, расплескивая чай. – Вам приятно? Мне сидеть, хлопать глазами и повторять: ах, как вам приятно!?

– Да при чем здесь – приятно? – поморщился Штаубе.

– Скажите, я вам случайно не дочь, Генрих Иваныч? Или может – невестка? Вы мне поплакать разрешите? Поприседать? Или – так? – она сделала руками сложное движение.