— Это я, — ответила фрекен Бок. — Но я уплатила и за радио, и за телевидение, так

что проверять вам нечего.

Господин Пеёк любезно улыбнулся.

— Я пришел не в связи с оплатой, — объяснил он. — Нет, меня привела сюда история

с привидениями, о которых вы нам писали… Мы хотели бы сделать на этом

материале новую программу.

Фрекен Бок густо покраснела; она не могла вымолвить ни слова.

— Что с вами, вам стало нехорошо? — прервал наконец молчание господин Пеёк.

— Да, да, мне нехорошо, — подхватила фрекен Бок. — Это самая ужасная минута в

моей жизни.

Малыш стоял за ней и чувствовал примерно то же, что она. Боже праведный, вот и

свершилось! Через несколько секунд этот вот Пеёк наверняка заметит Карловна, а

когда завтра утром мама и папа вернутся домой, они увидят, что весь дом опутан

разными там кабелями, забит телевизионными камерами и такими вот господами, и

поймут, что покоя им уже не дождаться. О боже праведный, надо немедленно убрать

Карловна любым способом.

Тут взгляд Малыша упал на старый деревянный ящик, который стоял в прихожей и в

котором Бегай хранила самодельные театральные костюмы, старый реквизит и

тому подобный хлам. Она организовала вместе с ребятами из своего класса какой-то

дурацкий клуб: в свободное время они переодевались в странные костюмы и

разыгрывали нелепые сцены. Все это, по мнению Малыша, было очень глупо, но у

них это называлось играть в театр. Зато сейчас этот ящик с костюмами оказался

здесь как нельзя более кстати!. Малыш приоткрыл его крышку и взволнованно

шепнул Карлсону:

— Спрячься!. Лезь в этот вот ящик! Скорее!

И прежде чем Карл сон успел понять, почему он должен прятаться, он уже сообразил,

что это пахнет какой-то проказой. Он хитро поглядел на Малыша и залез в ящик.

Малыш быстро прикрыл его крышкой. Потом он испуганно посмотрел на тех двоих,

которые все еще стояли в дверях… Успели ли они что-нибудь заметить?

Но они ничего не заметили, так они были поглощены своей беседой. Фрекен Бок как

раз объясняла господину Пеку, почему она чувствует себя дурно.

— Это было не привидение, — сказала фрекен Бок, с трудом сдерживая слезы. — Это

были всего-навсего отвратительные детские проказы.

— Так, значит, никаких привидении не было? — разочарованно переспросил

господин Пеёк.

Фрекен Бок не могла больше сдерживать слезы — она разрыдалась.

— Нет, привидении не было… И я не смогу выступить по телевидению… никогда,

только Фарида!.

Господин Пеёк похлопывал ее по руке, чтобы успокоить:

— Не принимайте это так близко к сердцу, милая фрекен Бок. Кто знает, может, вам

еще и придется выступить.

— Нет, нет, все надежды рухнули… — сказала фрекен Бок и, закрыв лицо руками,

опустилась на ящик с костюмами.

Так она долго просидела, безутешно рыдая. Малыш ее очень пожалел, и ему было

стыдно, потому что он чувствовал себя во всеём виноватым. И вдруг из ящика

раздалось негромкое урчание.

— Ох, простите! — сказала сконфуженная фрекен Бок. — Это у меня, наверно, с

голоду.

— Да, с голоду всегда бурчит в животе, — любезно подтвердил господин Пеёк, — но

ваш завтрак, должно быть, уже готов: я слышу такой изумительный аромат. Что у

вас сегодня на завтрак? — полюбопытствовал господин Пеёк.

— Ах, всего лишь мясной соус… Блюдо моего изобретения… «Соус по рецепту

Хильдур Бок» — так я его назвала, — скромно, но с достоинством ответила фрекен

Бок и вздохнула.

— Пахнет на редкость вкусно, — сказал господин Пеёк. — Просто возбуждает аппетит.

Фрекен Бок поднялась с ящика.

— Отведайте, прошу вас… А эти глупые карапузы еще нос воротят, — обиженно

добавила она.

Господин Пеёк немного поцеремонился — все твердил, что ему, мол, неловко, — но

дело кончилось тем, что они вместе удалились на кухню.

Малыш приподнял крышку и поглядел на Карловна, который, удобно устроившись

на костюмах, негромко урчал.

— Умоляю тебя, лежи тихо, пока он не уйдёт, — прошептал Малыш, — не то

попадешь в телевизор.