Панк вместе со мной увлеченно наблюдал за Вовой, который вел себя как истинный бездельник вдруг обуянный жаждой деятельности. Оказывается, его необременительный периодический труд кроме скудного заработка давал ему чувство востребованности. А теперь его мозг сделал извращенный вывод – надо срочно совершить что-то полезное. Как и ожидалось, весь груз деланья он решил взвалить на кого-то другого.

Просветленный взгляд, остановился на мне. Вова счастливо вздохнул и уронил свое тело в кресло.

– Я вот что решил. Раз у меня отпуск, займусь твоим образованием. И нечего корчить рожи. Кому ты кроме меня нужна? Маман отделилась. Батя твой хорошему не научит. А мои отеческие инстинкты проснулись и требуют реализации. Ты готовить умеешь? Рыбу кто готовил? Долговязый этот? Я так и подумал. Куда тебе… В общем, буду тебя учить. И сегодня – первый урок по жрачке.

Ну, кто бы сомневался. Раз я тут, меня нужно приспособить к полезной для Вовы деятельности. И ужас состоит в том, что этот умелый манипулятор умеет сказать скучные слова таким тоном, что сопротивляться не хочется. Но из вредности я попыталась.

– Кстати говоря, тот, кто готовил рыбу, сейчас находится у меня дома.

– И что он делает?

– Спит, – нехотя призналась я.

– Вот и ладненько. А ты займись делом и не перечь, это невоспитанно. Ты же хорошая девочка. И я тебя очень люблю. Но стану любить еще больше, если ты меня угостишь вкусным обедом. Ладно, не капризничай. Ступай на кухню уже.

В какой-то момент мне хотелось его послать куда подальше. Вот сейчас решусь и пошлю. Потом мне будет стыдно и что еще хуже – я потеряю доступ в мир Вовы. И буду тупо пережевывать свои проблемы, сидя у окна, жалостью доводя себя до маразма.

– Пошли, что ли, – дружелюбный Панк сопроводил меня на дряхлую кухню.

– Это произвол, между прочим. Использование рабского труда карается расстрелом, – запоздало ругалась я.

– Я все слышу! – Вова бесшумно возник за спиной Панка и погрозил мне пальцем.

На облезлом столе стоял пакет с юной картошкой и тарелка, на которой истекали соком нарубленные свиные котлетки с косточками. К Вовиному магазину явно не имеющие никакого отношения. Были еще и лук, и специи и даже выщербленная разделочная доска. Рядом с которой поблескивал молоток совершенно инквизиторского вида.

Озадачив меня кулинарией, Вова принялся за Панка.

– Ты что на ребенка уставился? Ребенок делом занят в отличие от некоторых. А чтоб я тебя и дальше в свой приличный дом пускал, – будничным голосом вещал он, – Ты мне поможешь антресоль разобрать.

Вова ничего разбирать не думал. Он занял место в своем любимом кресле, закинув ноги на потертый подоконник. Рядом, на этажерке, пепельница, в руке бутылка пива. Волосы завязаны шнурком в хвост. Отдыхает.

– Забил на все и сибаритствую, – пояснил он пространству.

Признаков роскоши в его берлоге не заметит даже помоечная кошка. Но что может она понимать в таких вопросах? Для Вовы праздность в окружении любимых предметов и людей и есть сибаритство.

– А где у тебя стремянка? – обреченно спросил Панк.

Ему Вовины выкрутасы до лампочки, ему жизненно необходимо свое присутствие в этом доме. Иногда мне кажется, что ему просто некуда пойти. Наверняка, везде, где он побывал до водворения в доме Вовы, его погнали. И я их не осуждаю. Хотя, что я вру? Это он раньше был дурной, а теперь не пьет и вполне себе ничего. Только у меня от него мурашки по коже, даже не знаю почему.

– Может, подземный ход до магазина прокопать, чтоб ходить в него напрямик? – сам у себя спросил Вова.

– Ага, на тройке по нему кататься.

– Не огрызайся. Если с антресолью не разберешься – от дома отлучу.

– Я знаю, где стремянка, – вспомнила я.

Почему бы не протянуть руку помощи, а заодно и не порыться на чужих антресолях? Вдруг там что-то интересное окажется? У Вовы ведь как – куда не сунься, всегда наткнешься на забавную вещицу или книжку. А домой пока не хочется, так что я не против и пылью подышать.

Стремянка с раздвинутыми ногами еле уместилась в темном коридоре. Я ее снизу придерживала, чтоб Панк не рухнул. Знаю я эти стремянки, они коварные, чуть что – валятся набок. У этой вполне могла обломиться третья ступенька. Металлические трубки были заляпаны масляными красками разных цветов, причем ни одного из них я в Вовином интерьере не заметила.

– Приступим, – отважно сообщил Панк, подмигнул мне и устремился ввысь.

Сверху, из темноты, мимо меня, падая на пол, летели стопки старых газет, какие-то канцелярские папки с тесемками. Поднимая тучи пыли и разлетаясь в разные стороны.