– Полетишь?

Дэн кивнул. Он единственный из моих знакомых, кто любит перемещаться на самолете.

– Ты сможешь тут выжить три недели без меня?

– Сколько? Нет, я помру. Шучу. Ничего со мной не случится. Едь хоть в Австралию.

– Зачем?

– Кенгуру потискать. Коалу почесать. Крокодила погладить.

Он мысленно уже был в Норвегии и тискал фиг знает кого, лося, наверное, а я мысленно была уже без Дэна. Ему было тревожно, как ребенку перед Новым годом, а мне было тревожно, как мне перед экзаменами.

Буквально сразу после этого разговора позвонила мама. Торопливо сообщив, что она не летит, она едет на машине. В Финляндию. Отдыхать от питерской духовки на берегу лесного озера. Которое она назвала прохладным. Она мне пожелала хорошо провести время и не скучать. Да что ж это такое – все сваливают от меня подальше!

Мне захотелось надеть разноцветный балахон, изготовить кучу кубиков льда и уйти в народ, проповедовать любовь к ближним, засовывая по кусочку льда за шиворот прохожим. Хорошо бы еще и наигрывать при этом на бандуре. Жаль, что я ее ни разу в глаза не видела. Да и балахона у меня нет. Но это дело поправимое.

Обозлившись, я едва не забыла, что мне нужно бежать в универ. Не в тот, который Универ, а в институт, который теперь называют универом.

– Мороженое в морозилке, воду не отключили, так что наслаждайся, наспех сообщила я Дэну.

– Я спать лягу, после душа, – зевая, сообщил он, старательно отводя глаза.

Он и, правда, был сейчас тормознутый как отфумигаченный комар.

– Кобелина! – мамин голос скопировать сложно, но у меня получилось.

Нарядившись в очень просторный желтый сарафан, изрисованный кошмарными синими слониками, я схватила льняную сумочку, не глядя, сунула в нее мобилку, блокнот и ручку. Добавив немного денег. И помчалась отметиться в универе. Попутно размышляя, почему сумочка оказалась тяжелее, чем в прежние времена. Наверное, я от нее отвыкла. Обычно я с другой хожу. Потискала – вроде как зонтик внутри валяется. Вот блин горелый, а дождя-то не предвидится.

Когда я тороплюсь и шагаю почти бегом, мне кажется что я стою на месте, а дома двигаются. Я вообще ходить люблю. Глазея по сторонам. И почему у нас здания прилеплены одно к другому, как шпроты в банке. Это ведь не правильно? Между домами должно быть пространство. На случай пожара, например. Как жаль, что я забыла фотик. Вот балда!

Мое внимание привлекла девушка, подросток совсем, она двигалась вдоль стен домов, стараясь не выходить из тени. Когда нужно было пересечь улицу, притормаживала, а потом неслась как пуля. Белокожая, в черных куцых шортиках и черном топике, волосы выкрашены в кардинальный оттенок сажи. На ней не было ни молекулы загара, но жара сделала ее лицо похожим на румяного молочного поросенка.

Оглянувшись, я еще немного поглядела, как это приведение крадется в тени зданий. Спохватилась, и помчалась дальше, думая – лучше бы она под зонтиком гуляла, так многие теперь делают.

Как ни странно, в универе было чуть прохладнее, чем на улице. Пустые коридоры, узкие, куцые, угловатые и почему-то пыльные. Как приятно идти по ним просто так, не на лекцию, не за зачетом и уж тем более не в день экзамена. В общем, я ощущала себя красивой, легкой и беззаботной как праздничный воздушный шарик. В аудитории, похожей на тесный школьный класс, сидела почти вся наша группа – мальчишки не явились, они работают. Девчонки одеты как будто, через час очутятся на пляже. Ленивые и немного взбудораженные. Похожие на болтливый цветник. Вопреки ожиданиям, мой сарафан выглядел не самым ярким.

– Привет-привет, – я помахала рукой и прошла на свое место.

Когда села, то запоздало поняла, что со мной никто не поздоровался. Даже курлыканье прекратилось. Тишина как в заброшенном склепе. Стараясь выглядеть как можно невозмутимее, открыла сумочку, чтоб достать блокнот. Положила его на стол, ручку – рядом. Оказывается, у нее паста совсем закончилась, но на один раз хватит.

Девчонки рассматривали столы, руки, ноги, сумки – все что угодно, лишь бы не глядеть в мою сторону. И как это понимать? У нас же замечательные около-дружеские отношения! Безмолвие сменил шепоток, теперь они перекидывались короткими фразами, по-прежнему игнорируя мое существование. У большинства были красные уши. Кто-то ерзал и скукоживал плечи. Словно подозревая, что я сверлю их спины пронзительным взглядом. Шепоток сменился тишиной. Кто-то оглушительно вздохнул, даже с присвистом, прикрыть его покашливанием не получилось. Теперь в аудитории царило молчание. Как в морге.

Неприятно? Еще как. Тошнотворно неприятно. Контраст был слишком заметный – недавно меня бы затискали и замучили расспросами, рассказывали бы новости, хвастались новыми шмотками, прическами, новым парфюмом, а теперь я нафиг никому не нужна.

Мне очень хотелось сказать что-то ядовитое, но в голову ничего дельного не шло. Спрашивать о причине их поведения не имело ровно никакого смысла. Все и так ясно. Сплетня как проворный таракан, уж побывала здесь, совершила круг по городу и успела вернуться. Даже если Шурик приврал, то все примерно так и случилось.

Вспомнила про зонтик в сумочке. Решила, что было бы неплохо сидеть в аудитории под раскрытым зонтиком. Распахнула сумочку и вытащила его на стол. Окаменела. Проглотила шершавость в горле. Сделала три быстрых вдоха. И прикрыла то, что лежало на столе сумочкой.

Фаллоимитатор был черный. Поюзаный какой-то. Так мне в первый момент показалось. Точнее – я была уверена, что он пользованный и откровенно грязный. И даже слегка вонючий. Сумочку придется выбросить. Я теперь с ней точно ходить не смогу. И руки бы неплохо вымыть. Но сначала нужно избавиться от гадости так, чтоб никто ее не заметил.