Лемеш Юля
Шрифт:
– Ты это. Ну, ты сама понимаешь. Ты того. Не этого. В общем. Да.
Ошеломленная ее тирадой, я на короткое мгновение решила, что теперь она мне пожмет руку, или, что еще хуже – поцелует. Или предложит дружить. Но Наташа закрыла глаза и прокричала:
– Они не имеют права! Так нечестно!
Гурт заволновался. Все хотелось испариться, но и досмотреть представление тоже хотелось.
– Не переживай, – как можно убедительнее посоветовала я.
– Буду. Это я им сказала. Но я не верю!
Сломя голову, Наташа кинулась к своему столу, схватила сумку и, распихав девчонок, вылетела вот из аудитории. Зрители немедленно последовали следом. Шарканье и приглушенные разговоры стихли. Мне с какого-то перепугу очень захотелось закурить. Было бы символично взять и покурить прямо в аудитории. Нарушая все правила. Но сигарет не было. Пришлось ограничиться надписью на доске «мы все умрем». Потом я решила, что глупее сложно было что-то придумать. Была мысль оставить на столе препода фаллоимитатор. Но я решила не радовать уборщицу. А то вдруг у нее сердце не выдержит?
На улице я словно выпала в котел с ослепительным паром. Только что прошла поливальная машина, вода, попав на раскаленный асфальт, почти шипела. Мороженого захотелось нестерпимо. Но перво-наперво я дошла до канала, оглянулась по сторонам и торопливо бросила ненужный мне предмет в воду.
– Прощай мой друг, все кончено меж нами, тебя любить я больше не могу…, – я была рада от него избавиться.
Но эта тварь не собиралась утопиться. Она, точнее – он, вынырнул как торпеда и закачался у самой набережной. Неподалеку мигрировали два надувных шарика. Желтые. И сквозь толщу воды было видно проплывающий использованный презерватив. Никогда бы не подумала, что в воде столько всего есть. Ладно, ему не скучно будет. Поплывет он себе по течению, медленно и важно. Пока не выйдет на морской простор. Быть может, даже в Австралию попадет. Я так и видела, как беззаботный австралиец находит на берегу такой вот подарочек из России. Хотя – ни фига он не догадается, откуда такое счастье приплыло.
– Мама, мама, смотри! Какие шарики!
Кроме мамы рядом с ребенком стоял крайне сосредоточенный папа. Нацеливал свой фотик на шарики, потом заметил что-то более достойное снимка и вдруг радостно заржал. Показал маме. Мама пришла в ужас и поволокла мальчика подальше от непристойности.
– Кто? Кто подсунул мне это? – мне требовалось немного радости в качестве компенсации.
До кафе я брела медленно, уставшая от переживаний. Отмыла руки. Выбрала мороженое. Устроилась за столиком у окна. Сидела и медленно смаковала фисташковые шарики. Думала.
Наташа – это личность. Незаурядная. Сложносочиненная. С кривыми принципами.
Сначала ей кто-то нашептал про меня. Она, наверняка, была ошеломлена. И ей вдруг нестерпимо захотелось хоть раз очутиться в центре внимания, поразить новостью группу. В которой у нее нет друзей. К кому она подошла? Где? В курилке? Стояла у входа и докладывала всем по очереди? Нет, наверняка, она прямо в аудитории встала, как глашатай на площади, и толкнула речь. Надеюсь, более внятную, чем последующие извинения.
Если честно, я не умею анализировать. Мне сложно понять, как люди относятся к моей персоне. Ну что они могут про меня сказать? Возраст, внешность и уровень воспитанности. Они даже не могут определить мой уровень умственных способностей. Ну да, мне учеба дается легко. Я нравлюсь преподам за неожиданные ответы на занятиях. Письменные работы у меня тоже не стандартные. Мне важно высказаться по любому поводу и выдвинуть свою теорию. Еще я знаю, что мужчины на меня реагируют как на вкусное – так они на меня смотрят. Но что мне это дает для понимания ситуации, в которую я влипла? Ровным счетом ничего.
Мороженое стало жидким. Выглядело как дешевая краска для забора.
Осенью, когда я снова приду в универ, сплетня потускнеет. За лето кто-то выйдет замуж. Быть может даже станет беременной. Большинство смотаются за границу и захотят похватать фотками. Не до меня им станет.
– А его снова заморозить нельзя? – спросила я у девушки, которая хотела убрать посуду с моего столика.
– Можно. Но вряд ли вы захотите это съесть.
Купив чашку кофе, я повеселела.
Конечно, осенью все забудется. Как хорошо, что все это случилось именно теперь, а не пару месяцев назад.
Еще мне показалось, что нужно не сдаваться и попробовать стать наблюдательнее. Вдруг я что-то не замечаю? Ведь я до сих пор не в курсе, кто затеял эту глупую травлю.
Войдя в родной двор, я начала быть внимательной с Маркела. Выглядел он как обычно. Пытался улыбаться. Рожа добродушная, но вид облезлый. Надо же – у него потертые локти. Безобразие какое. И на носу соль выступила. Тоже непорядок. Я осматривала Маркела так, словно собралась тащить его на выставку, на которой ему не дадут даже последнего места. Хорошо быть собакой – ему плевать, как он выглядит. Главное – его любят и у него есть свой двор.