Синяки он скрывал под одеждой, чересчур теплой для нынешней погоды. Пустынники предлагали ему штаны и рубашку полегче, но Аллегри отказался, и больше никто к нему не подходил с таким предложением.

Он решил, что если земля против него, то надо уйти от нее как можно выше. И забрался на дерево — самую разлапистую яблоню, которая только росла в этом саду.

Прыжки удавались ему лучше.

Когда ему наконец-то удалось продержаться в воздухе около минуты, он решил, что пора уходить. Даже если он не научиться летать — он найдет достаточно высокое дерево. До Осеморя, где предположительно кончалась Стена, было довольно далеко, и хоть какие-то леса — Аллегри на это надеялся — там встречались.

Он почти забыл, как это — чувствовать себя хорошо, но сегодня утром, на удивление, ничего не болело. Флейта так и не подавала признаков жизни, однако Аллегри знал, что рано или поздно она запоет. И скорее рано, чем поздно.

Омо сидела на ступеньках и с жадностью вгрызалась в яблоко. Рядом с ней валялась кучка огрызков и штук пять пока что целых плодов. Он присел рядом.

— Не понимаю, как у тебя хватает терпения, — сказала она.

— Терпения на что?

Она пожала плечами.

— Ну… на все это. Если ты станешь пустынником, придется петь вместе с ними, смотреть на песок, ухаживать за садом-огородом и размышлять. Это же скучно, нет?

— Ты упрощаешь, — сказал он, — смысл этих занятий заключен в…

— … том, что ты наблюдаешь за великим циклом природы и, когда придет время, превратишься в поющий песок? Вообще, если подумать, — Омо, хрустнув яблоком, продолжала говорить с набитым ртом, — это, конечно, скучно, и женщин здесь не особенно много… Хотя еда есть, работы терпимо, никто не преследует… — она как будто уговаривала сама себя.

Аллегри насторожился. Лишние проблемы были ему вовсе ни к чему.

— Вас кто-то преследует?

— Ну как сказать… Сейчас уже не знаю. У моего папаши слишком длинная тень, и пока я не прыгнула в воду, он продолжал искать меня. — Омо взяла яблоко, и, поморщившись, положила обратно. — А теперь — нет. После Степи все кончилось.

Девушка обхватила руками колени и глубоко задумалась. Вдруг Омо подняла голову, как будто почувствовала какой-то запах, и через секунду ее с крыльца как ветром сдуло.

— Ле-е-емт! Я поняла-а-а! — только и донесся до Аллегри ее крик.

Девчонка была дурашлива и несерьезна; парень, Лемт, казался художнику каким-то… потерянным, что ли? Вместе с тем что-то в них не давало Аллегри расслабиться.

Он не мог сказать, что именно опасно в этих людях, и это бесило его больше всего. Часто художник просыпался ото сна: картина, на которой он изобразил флейту, лежит на земле, и сквозь нее прорастает гигантский сияющий цветок. После этого кошмара Аллегри проводил остаток ночи, сидя на постели и вглядываясь в темноту, вслушиваясь в шорохи ночи. У него болело в груди, как будто тот цветок прорастал не сквозь картину, а через него самого.

Иногда ему казалось, что он слышит, как кто-то, снова и снова, шепчет бессмысленную фразу "ниммниммнимм", но кто это говорил, Аллегри не понимал.

В одну из таких ночей он решил пойти в сад. Заснуть все равно не получалось. Аллегри оделся, переступил через пустынника Фима, в доме которого поселил его местный староста, и вышел во двор.

Он хотел обойти дом — обычно в сад Аллегри пробирался так, чтобы никто не мог его заметить, даже случайно. Но тут раздался странный звук, больше похожий на скрип старой телеги:

— Крр-крр!

Он обернулся: в дорожной пыли, обрисованная лунным светом, стояла ворона. Она ждала Аллегри. Подумать по-другому было невозможно: птица смотрела именно на художника, не двигаясь с места и не моргая.

Аллегри нащупал флейту. Инструмент на своем месте, как и карта. Ему стало немного спокойнее.

Ворона стукнула клювом по дороге два раза, пролетела чуть дальше и снова клюнула землю. Аллегри поколебался. Кто знает, может, среди птиц тоже бывают свои сумасшедшие? Однако именно ворона принесла ему флейту, и разбудила его после долгого сна в горах Айзернен-Золена и Степи.

Художник пошел за ней.

Спинка и крылья птицы отливали серебром в лунном свете. Она проходила пару шагов, затем, будто вспомнив, что у нее для чего-то есть крылья, пролетала несколько метров. Увы, Аллегри все равно за ней не поспевал. Ей приходилось останавливаться.

Дома кончились. Аллегри знал, что некоторые пустынники поселились отдельно от своих товарищей, в саду, а кое-кто и дальше, в двух-трех днях пути отсюда.

Ворона повела его в сад. Аллегри было подумал, что она хочет, чтобы ей показали место, где он учился летать, однако птица прошла мимо.