— Ва-ся! Ва-ся!

И часто бывало, что Вася появлялся едва ли не из-под земли, прямо-таки угадывал звонки. Он брал трубку и солидно говорил:

— Вас слушают.

Если Васю звали к телефону, значит, о чем-то договориться, что-то попросить, поэтому он уже заранее доставал сложенную пополам школьную тетрадь и снимал наконечник с карандаша.

Когда увидишь Васю, то с облаком, даже ходячим, его никак не сравнишь. Это был крупный мужчина с большой, гордо посаженной головой. Зеленые глаза придавали лицу мягкость и некоторую плутоватость. На тыльной стороне его ладони могла уместиться татуировка из фразы любой длины.

Он ходил по объектам, вполглаза смотрел, как продвигается работа, вполуха выслушивал объяснения по поводу вчерашних недоделок. А чего особенно напрягаться? За двадцать лет он и насмотрелся, и наслушался, и все он уже знает с первого дня.

Каждую площадку Вася рассматривал как маховичок: уж если запустили его, пусть себе крутится, пока не остановится сам.

В какой-то день, когда Вася вышагивал по одному из сорока своих объектов, в город возвратилась на постоянное жительство высокая тонкая дама с мальчиком двенадцати лет, кучерявым и черноглазым. До этого, закрыв здешнюю квартиру на два замка, они проживали в Москве, и проживали так долго, что уже думали — останутся там навсегда. Татьяна Викторовна училась в аспирантуре, постигала русский язык, тонкости в использовании знаков препинания. Здесь она достигла больших высот.

Виталик ходил в школу, а по субботам и воскресеньям они с мамой обязательно посещали: то театр, то филармонию, то какую-нибудь выставку. Часто гуляли просто так, — в Москве, как известно, и афиши образовывают.

Но всему приходит конец. Как ни старались многочисленные друзья Татьяны Викторовны, с пропиской ничего не получилось. Некоторые варианты, правда, были, но Татьяна Викторовна на них не согласилась, потому что считала их авантюрными.

В родной город вернулись они с опущенной головой. Если быть точным: голову опустила Татьяна Викторовна, Виталик, наоборот, испытывал душевный подъем, как бы предчувствуя, что здесь он совершит более достойные и значительные дела.

Виталик сам отомкнул замки, и они крякнули под его рукой. И уже через час, отдохнув и попив кофе с поджаренными ломтиками хлеба, он, нахмурившись, ходил по комнатам, переставляя мелкие вещи, трогал выключатели — крепко ли сидят, и по лицу его, по тому, как запускал он пальцы в свои кучерявые волосы, можно было догадаться — что-то Виталика в этой квартире основательно не устраивало.

А когда отдохнула и Татьяна Викторовна, когда она, не вставая с тахты, взяла какой-то журнальчик и углубилась в текст, Виталик сел рядом и сказал:

— Маман, — как настоящий француз, с прононсом — все-таки умеют в Москве преподавать языки. — Маман, я все обдумал и могу доложить: наша квартира нуждается в другой планировке. Вот эту дверь надо сюда, а здесь проложить новую стенку. Тогда у нас будет две изолированных комнаты. Одна — моя, другая — твоя.

Татьяна Викторовна пригладила сыновние вихры:

— Ну, что ты так сразу…

— Дальше будет тяжелее.

— Может, еще меняться будем.

— Нет, — покачал головой Виталик. — Я уже думал. Нашу квартиру ни на что не обменяешь. Во-первых, дом угловой, а этаж последний. Во-вторых, с двух сторон трамваи. Ты пошла бы в этот адский грохот? Я — тоже. А перегородку сделать можно. Помнишь, мы видели у Евграфовых? Главное, найти хороших строителей.

Татьяна Викторовна смотрела на Виталика сквозь легкую дымчатую пленку, которая иногда появлялась, когда женщина вплотную соприкасалась с интеллектом сына, его житейской цепкостью — одинокая женщина может себе это позволить — и еще раз порадовалась, какой разумный у нее сын. В доме настоящий мужчина.

Стали искать хорошего мастера и, после долгих мытарств, вышли на Васю.

В помощи Вася никому не отказывал и, как только Татьяна Викторовна дозвонилась до него, тут же приехал посмотреть, что там у них за работа.

Он повесил в прихожей берет, достал из кармана круглую рулетку.

— Какой хороший карапуз, — потрепал он вихры Виталика. — Сынишка, поди? А мамка сама еще девочка.

Этакая бестактность электрическим током прошла через Татьяну Викторовну, и ее узкие прямые плечи, обтянутые рубашкой «сафари», качнулись.

— Виталик, покажи дяде, что мы хотим.

— Вон, у меня план, — сказал Виталик.

Вася бросил в бумажку беглый взгляд.

— Сам чертил?

— Да-а…

— Светлая головка, — снова притронулся он к Виталикиным вихрам. И сердце у Татьяны Викторовны чуть-чуть отпустило.

Потом Вася прошелся по всем комнатам, заглянул в ванную и на кухню, что-то замерял своей шуршащей рулеткой, записывал в тетрадку какие-то цифры. Все так деловито и быстро, что Татьяна Викторовна и Виталик едва успевали поворачивать головы. Сосредоточенность мастера их парализовала, как будто бы он заиграл на волшебной флейте.

— Ясненько, — сказал он, пряча тетрадь. — А что у вас есть из материалов?

— Ничего! — с достоинством ответила Татьяна Викторовна. — Может, вы поможете?