тянется к ним, как к единственным светлым точкам.

Когда небо затягивается облаками, исчезают и звезды. Тогда все окутывает

непроглядный, черный мрак. Темнота в такие дни ощущается, как физическое тело.

Кажется, что ее можно ощупывать руками, мять и формовать, словно глину или тесто, а

сознание того, что ощущаешь это в полдень, еще больше усиливает впечатление. Так

идет день за днем. Нам кажется, что мрак сгущается все больше и больше. Часто кто-

либо из товарищей, возвратившись с улицы в домик, заявляет:

— Ну, и темнота же сегодня! Такой еще не было!

Но это уже самообман. Мрак не может больше усилиться. Сегодня темно, как

вчера, а завтра будет так же темно, как сегодня.

Нагрянувшие в начале полярной ночи тридцатиградусные морозы продержались

недолго. Юго-западные и южные ветры принесли резкое потепление, облачность и

туманы. Почти месяц удерживается теплая пасмурная погода. В отдельные дни

температура воздуха поднимается почти до нуля.

Если нет ветра, антенна, провода, мачты, ветряк, столбы, крыша домика

обрастают толстым слоем изморози, а при ветре их покрывает ожеледь. Однажды она

превратила антенну в огромную нитку ледяных бус. Лед нарастал на канатике двое

суток. Сначала антенна была похожа на толстый ледяной жгут. Потом, по мере

дальнейшего обрастания льдом и провисания канатика, этот жгут начал дробиться на

отдельные [121] цилиндры длиной от 10—15 сантиметров до одного метра. Когда

диаметр ледяных цилиндров достиг 5 сантиметров, бронзовый канатик не выдержал и

антенна обрушилась на землю. Не меньше досаждает и изморозь. На улице ни к чему

нельзя прислониться. Изморозь пристает к одежде, точно масляная краска.

Наш ветряной двигатель прекрасно работает при скоростях ветра не меньше 5

метров в секунду. Поэтому в последние недели, с преобладанием легких южных

потоков воздуха, он часто бездействует. Когда начинается метель, наша первая забота —

запустить ветряк, чтобы пополнить запасы электроэнергии. Но после передышки

ветряк начинает капризничать даже при скорости ветра в 7—9 метров. Пропеллер еле

поворачивается, точно не в состоянии сразу пробудиться после многодневного сна.

Причиной этого всегда является иней, слоем в 3—4 сантиметра осевший на пропеллере

и мешающий его обтекаемости. Надо забраться наверх, счистить корку, и лишь после

этой операции раздается характерный шум и лопасти винта сливаются в один

трепещущий круг.

Теплая пасмурная погода лишает нас даже удовольствия прогулок. Липкий снег

пристает к лыжам, когда мы пытаемся пробежаться в темноте. А при поездках на

упряжках собаки с трудом волочат по такому снегу даже пустые сани. Снег набивается

собакам в лапы, смерзается ледяными комками между пальцами и распирает их.

Длинношерстные собаки тащат на себе все более и более увеличивающиеся куски

намерзшего снега.

Нам совсем не нужны ни тепло, ни сплошная облачность, ни южные зефиры.

Ноябрьское потепление и связанные с ним многочисленные неприятности всем

осточертели. Мы мечтаем о морозах, ясном небе и негодуем.

— Ну что это за полярная ночь?! Просто темная ночь в Крыму...

Охотник называет такую погоду идиотской. В науке о климате нет такого термина.

Но если бы ученые метеорологи познакомились здесь на месте с такой погодой и хотя

бы один день поездили при ней на собаках, то и они вряд ли бы подобрали другое

выражение для ее характеристики. Термин охотника если и не дает достаточно

конкретного представления о самой погоде, то ясно определяет отношение к ней

человека.

Несколько метелей, пролетевших в первой половине ноября, не отличались ни

продолжительностью, ни силой. Но все же по окончании их, как правило, перепадали

день-два желанной погоды. Поэтому нет ничего удивительного в том, что все это время

мы мечтали об улучшении погоды, понимая [122] под улучшением добротную,

свирепую полярную метель. Казалось, что только она может освободить небо от

панцыря застоявшихся туч, разметать их, показать нам звезды и привести вслед за