последние три банки пеммикана и банку своего. У нас осталось две горсти риса, с

килограмм масла, несколько плиток шоколада и около двух килограммов пеммикана. В

примусе пол-литра керосина. До базы около 25 километров.

19 июля 1931 г.

Близок локоть, да не укусишь. Прошли сутки, а мы не приблизились к дому ни на

метр. Накрывший вчера вечером непроглядный туман продержался беспрерывно весь

сегодняшний день. Иногда начинал моросить дождь, но скоро прекращался и сменялся

густыми хлопьями снега. Барометр упал. Температура сильно понизилась. Вокруг

нашего маленького ледяного островка вода покрылась льдом. Гнать изнуренных собак с

израненными лапами в такую воду мы не решались. Терять их так близко от дома было

бы непростительно. Пусть лучше будут голодными. Да и бесполезно гнать. Пробиваться

по воде, покрытой двухсантиметровым льдом, они все равно не смогут.

Собаки смотрят на нас ожидающими глазами. Но что мы можем дать? Пеммикан

вчера кончился. Я подстрелил прилетевшую чайку, собрал остатки сливочного масла,

нашего пеммикана и весь оставшийся шоколад, который мы так и не съели, и, поделив

все на маленькие порции, отдал собакам. Чайку, масло и пеммикан они моментально

проглотили, а от шоколада большинство отказалось. Для самих нас осталась одна

кружка риса.

Сейчас, когда мы, несмотря ни на что, провели намеченную работу и находимся в

одном переходе от дома, над нами нависла самая большая опасность. Льды

вскрываются. Вчера пересекли свежую трещину, местами в несколько метров шириной.

На западе видно водяное небо. Несколько раз слышался треск льда. Он напоминает

далекие, сильно заглушенные артиллерийские залпы. Недостаточно опытный человек

может и не понять, чем угрожают эти явления. Но вскрытие льдов еще не катастрофа.

Итти по ним все же можно. Только бы не поднялся сильный восточный ветер. Он

вынесет нас в открытое море.

20 июля 1931 г.

Все позади: и снежная каша, и ледяные ванны, и опасность быть унесенными в

море, и падающие мертвыми собаки... Все, все! Мы дома!

...Ночью западный ветер стих. На смену пришел южный. Потеплело. Появились

клочки голубого неба. Молодой лед [319] размяк. Воды на льду стало заметно меньше.

Повидимому, ушла в новые трещины. Не мешкая, снялись с лагеря. Остров Средний

виднелся километрах в пятнадцати. Первые же часы пути подтвердили наши вчерашние

опасения за собак. Даже сегодня, при несравненно лучших условиях, их одну за другой

пришлось класть на сани. Оставшиеся в упряжках дрожали, спотыкались, то и дело с

жалобным визгом падали в воду. Приходилось часто останавливаться, чтобы дать им

отдохнуть.

Около полудня опять волнами пошел густой туман. Бредя в тумане, наткнулись на

свежую трещину. Ее успело раздвинуть на полтора метра. Перебравшись через нее,

скоро снова попали в бесконечные озера воды. После полудня, в разрыве тумана,

опознали знакомый старый торос, прижатый к берегу Среднего острова. Через два часа,

переправившись еще через одну трещину, подошли к этой приметной точке и

выбрались на остров. Потом на себе перетащили сани на лед, лежавший уже с южной

стороны острова. Теперь до дома оставалось только пять километров.

Радость окончания тяжелого пути боролась с обострившейся тревогой за

положение на базе экспедиции.

Туман, как нарочно, плотно укутывал остров Домашний. Как мы ни крутили

бинокли, рассмотреть ничего не могли, и чем ближе подходили к дому, тем больше

росла тревога и усиливалось волнение. Мы забыли об усталости, о тяжести пути, даже

о своих измученных собаках. Пять из них лежали на санях, а остальные, понурив

головы и опустив хвосты, в полной безнадежности уныло брели по воде. Но скоро,

даже в таком состоянии, они почувствовали наше волнение. Все, не исключая и

лежащих на санях, оживились, начали поднимать головы и всматриваться туда же, куда

смотрели и люди. Догадывались ли они, что близок конец их мучениям?

До дома оставалось уже меньше двух километров, а мы все еще не видели его.