были настолько измучены, что искать где-нибудь переправы не было сил. Лагерь

разбили на остатках снегового забоя, у подножья ледника, между двумя широкими

трещинами. Другого сухого места не нашлось. Будем надеяться, что за ночь трещины не

разойдутся.

Сейчас я сижу в спальном мешке и все еще стучу зубами после холодного

купанья. Сварили крепчайший кофе, всыпав в чайник последние запасы его.

13 июля 1931 г.

Тот же юго-восточный ветер, только значительно усилившийся. В полдень

температура воздуха в тени +1,2°. При свежем ветре, в не успевшей просохнуть одежде

такую температуру воспринимаешь как холод.

Время от времени налетает туман. Такими же перемежающимися зарядами идет

дождь.

Весь день провели за осмотром местности и выяснением своего положения.

Оставив собак, мы пешком пошли на разведку.

Ледник здесь образует отвесную стену от 15 до 20 метров высотой. Весь уступ

стены зимой был занесен огромным снежным забоем. Сейчас забой оторвался от

ледниковой стены и несколько осел. Глубокие трещины внизу заполнены водой. На

счастье, все они вклиниваются, заходят друг за друга и образуют, таким образом, сеть

узких снежных перемычек, местами не превышающих 15 сантиметров в ширину.

Лавируя между трещинами и пользуясь снежными перемычками, мы кое-как выбрались

на поверхность купола.

Перед нами открылась безрадостная картина. Вся прибрежная часть льдов была

сплошь покрыта водой. Далее, вплоть до синеющей вдали полоски полуострова

Парижской Коммуны, лежал лед, на 60—70 процентов покрытый водой. Очевидно, лед

был сильно разъеден. В поле зрения бинокля [312] то и дело попадали появляющиеся и

исчезающие тюленьи головы. Тюлени могли высовываться только из промоин и

полыней. Было ясно, что в этом направлении нам не пройти. Путь необходимо было

искать в другом месте. Но где?

Вдоль берега итти было невозможно. Здесь километров на пять к северу тянулся

широкий заберег. Чтобы миновать его, надо было это расстояние пройти по земле.

Другого пути не было. Но удастся ли пройти по земле? На протяжении этих пяти

километров шумели три речки, вливавшиеся в береговую полынью.

Решили переправиться через устье этих речек, а потом снова выбраться на лед.

15 июля 1931 г.

Только что разбили новый лагерь. Прошли 21 километр, а продвинулись вперед

только на пять с половиной.

Вчера с утра начали подъем на ледниковый щит. Несколько часов потратили на

переправу через трещины в снежном забое. Через некоторые из них удалось построить

снежные мосты, другие пришлось попрежнему переходить по вклинивающимся

перемычкам. Пройти через трещины на собаках было невозможно. Поэтому сначала

частями переносили на себе весь груз, потом сани. Каждый брал с собой прочный шест,

на котором, в случае провала, можно было бы висеть, пока подоспеет другой. Паутину

трещин с грузом на спине проходили поочередно. Продвигаясь таким способом, через

четыре часа мы преодолели около ста метров и выбрались на ледниковый щит.

Проскочили по нему немного более километра и по отлогому склону скатились на

голую землю.

Наши сани достаточно тяжелы. Мы знали, что измученные собаки не потянут их

по голой земле. Решили перетаскивать сани по очереди, объединив всех собак в одну

упряжку. Пока обследовался перекат первой речки, я переделал лямки и запряг в первые

сани 15 собак. Остальных, наиболее пострадавших, оставил свободными. Для себя у

меня была приготовлена особая лямка. Впрягся сбоку саней, и мы начали испытывать

новый способ передвижения.

Земля уже подсохла. Сани со стальными подполозками по глине передвигались с

трудом и застревали на каждом валуне, словно остановленные автоматическим

тормозом. Облегчали путь попадавшиеся небольшие лужайки, поросшие мхом и

травой. В конце концов этот тяжелый путь оказался все же не тяжелее движения по

льду. С несколькими передышками нам удалось благополучно переправиться через

первые две речки и дотянуть до третьей первые сани, а потом и остальные. [313]