Дальше шел крепкий ровный лед, повидимому, не вскрывавшийся со дня

замерзания пролива.

Переход закончили спокойно. Около полуночи мы разбили лагерь на берегу

острова Большевик, в устье неизвестного нам фиорда.

Прошло девять суток, как экспедиция оставила свою базу. Место работ было

достигнуто. Точно приветствуя нас, в полночь по небу катилось незаходящее полярное

солнце. Одновременно с выходом на остров Большевик мы вступили в беспрерывный

четырехмесячный день.

Лучшего нельзя было и пожелать.

Вдоль берегов острова Большевик

«23 апреля 1932 г.

Вторые сутки стоим лагерем в точке выхода на остров Большевик. Новостью этих

дней является потеря свободы Ошкуем. Наш ветеран, как и все остальные собаки, сидит

на цепи. Временами он недоуменно мычит, а когда ветер налетает с берега,

безрезультатно пытается снять тугой ошейник и вновь обрести свободу.

Дело в том, что еще при первом посещении острова с Журавлевым мы наткнулись

на берегу на свежие следы оленей. Это было полной неожиданностью. Ни на острове

Октябрьской Революции, ни тем более на острове Комсомолец мы не встречали

никаких следов современного обитания оленя на Северной Земле. Только однажды на

берегу залива Сталина мы нашли старый олений позвонок да на островах Седова были

обнаружены полуистлевшие, обросшие мхом оленьи рога. И то и другое могло быть

занесенным морскими льдами с сибирского побережья и никак не свидетельствовало о

наличии живых оленей. Животные, обнаруженные нами на острове Большевик, были

для нас радостной находкой, а сама Северная Земля с этого момента стала казаться нам

совсем землей обетованной.

Журавлев тогда долго зачарованным взглядом рассматривал на снегу отпечатки

копыт и разминал в руках свежие оленьи орешки. А когда на одной из ближайших

возвышенностей показалась тройка живых оленей, охотник совсем потерял

самообладание — одним движением он перевернул сани, свалил в сугроб весь груз и

пустил свою упряжку в обход животных. Стоявшая тишина и сильный мороз помешали

охоте. Чуткие звери издалека услышали скрип снега. Бык сначала замер на месте.

Потом высоко поднял голову и стелющейся рысью моментально скрылся из виду. За

ним умчались важенка и годовалый теленок. [381]

Олени были так красивы, а встретить их на Северной Земле было так приятно, что

я тогда, кажется, впервые порадовался охотничьей неудаче товарища. Журавлев,

конечно, не разделял моего удовольствия и готов был оставаться на острове до тех пор,

пока ему не удастся попробовать свежей оленины. Пришлось проявить настойчивость

и, рискуя нашей дружбой, уже на следующий день увезти охотника с острова.

Вчера, разбив лагерь, мы полезли вверх по обрывистому склону берега и

оказались на первой ярко выраженной террасе.

Местами она совсем узкая, а местами достигает нескольких сот метров, но всюду

лежит ровным поясом. А выше за ней находится вторая, менее ярко выраженная и более

древняя терраса, заваленная щебнем, принесенным сюда ледниками. Обе террасы

выглядят гигантскими ступенями перед блестящим амфитеатром ледника,

виднеющегося в глубине острова.

С первого взгляда, как и всюду на Северной Земле, страна казалась совершенно

мертвой, — камень, снег и лед, и ничего живого. Но и здесь, уже на первой террасе, мы

наткнулись на следы оленей. Крупные отпечатки копыт быков чередовались с более

мелкими следами важенок и совсем игрушечными следами телят. По всем признакам,

олени кормились здесь лишайниками и мхами совсем недавно и исчезли

незамеченными лишь в момент нашего приближения к острову. Недаром собаки при

подходе к берегу поражали нас своей прытью.

Следы животных показывают, что тройка оленей, встреченная в первом рейсе на

остров, не случайное явление и что остров Большевик богаче жизнью, чем все

остальные, более северные острова архипелага.

Наряду с оленьими мы нашли и следы песцов, обычно сопровождающих оленей и

лакомящихся их орешками. А ночью жизнь проявлялась в еще более привычных нам