Шрифт:
Феликс отрицательно покачал головой. Опечаленный старик понизил голос:
— Я знаю, что вы ищете! Имеем прекрасных девушек, настоящих принцесс, родители у них померли, бедняжки.
Юноша ускорил шаги. Старик, потеряв всякую надежду, крикнул ему вдогонку:
— Знаете, сколько нас здесь живет? Нас здесь двести квартирантов, не сойти мне с этого места, и на всех один клозет!
Напуганный Феликс сел в поджидавшую его пролетку и махнул рукой извозчику, чтобы тот погонял. Он сошел на улице Рахова и быстро зашагал к дому. Во двор, который, как ему показалось, имел уже какой-то кладбищенский, безутешный вид, через открытые окна столовой доносились обрывки разговоров. Когда Феликс вошел, все сидели вокруг стола, играли в карты и болтали, окруженные завесой дыма, как будто ничего не случилось. Дядя Костаке на своем диване закашлялся, но лицо его казалось посветлевшим и почти здоровым. Сидевшая рядом с ним на стуле Отилия поправляла то пузырь со льдом, то одеяло, спрашивая шепотом, не лучше ли ему.
— Эх, проклятая карта, — воскликнул Стэникэ, бросая какую-то фигуру, — это все, что у меня есть. Всегда так бывает, когда играю с Олимпией. Играть с женой — плохая примета.
Настороженный Василиад сидел, покусывая костяной мундштук и прикрываясь веером своих карт. Временами он бросал вороватые взгляды на остальных.
— Втихомолку работает, жулик, — дружески поддевал его Стэникэ. — Ты — старая лиса, я тебя знаю. Вот уж целый час все выигрываешь. Ни за что ни про что получил денежки с дяди Костаке, а теперь нас обираешь.
— Стэникэ, не болтай! Играй, если играешь. Твой ход, — проговорила Аглае.
— Хожу, хожу, черт побери! Эту партию я проиграл. Хоть бы капельку повезло. Теперь мы все в руках моей тещи, она — золотой мешок. Я больше не играю.
Аурика захныкала:
— Ну почему же мы не будем больше играть? Что же еще делать? Ведь так скучно сидеть здесь и сторожить!
Стэникэ произнес тихо, одними губами:
— Ты сторожишь свое приданое, девочка. Теща осыплет нас деньгами, если... понимаешь меня?
Аглае сделала предостерегающий жест, призывая его быть осторожнее, но Стэникэ только сморщил нос — дескать, это неважно.
Молчаливая, суровая Олимпия стасовала карты и протянула колоду доктору Василиаду, чтобы тот снял. Игра началась снова, и разговор возобновился. Рассеянный Феликс не следил за беседой, но время от времени до него доносились обрывки фраз, и только по голосу он определял, кому они принадлежали, потому что игроки витали в клубах дыма, словно боги в облаках.
А г л а е. У меня начались ревматические боли, раньше этого никогда не бывало. Мне кажется, все это от переживаний. Ничто так не старит, как переживания. Я делаю впрыскивания йода, но пока никакой пользы не вижу, хотя их так рекламируют. Мне одна дама советовала поехать на воды в Пучиоаса. Вот когда кончатся наконец все наши неприятности, я соберусь и поеду.
С т э н и к э. Хорошо бы съесть чего-нибудь вкусного, чего-нибудь пикантного. Чем-то таким знакомым пахнет из этого буфета, так и щекочет ноздри, только не знаю, что это может быть.
А у р и к а. Если не везет, значит, все напрасно. Можешь быть красивой, иметь большое приданое, выезжать в свет, а мужчины все равно не будут на тебя смотреть. Нужно родиться счастливой. Какое-то время я еще могу надеяться, а там — прощай все. Нет больше мужчин-рыцарей, какие были раньше. Теперь тебя приглашают, ты идешь с ними, а потом они притворяются, что и знать ничего не знают.
Ст э н и к э. Мы присматривали как-то за дядюшкой три дня и три ночи подряд, пока не свалились от усталости, а больной все не умирал. А когда проснулись на четвертый день, он был уже холодный.
Т и т и. Я сделаю уменьшенную копию и буду рисовать только карандашом номер один.
В а с и л и а д. У меня бывают пациенты, которые понапрасну будят среди ночи, чтобы я засвидетельствовал смерть. «Не могли вы подождать до утра?» — говорю я. «Сделайте ему укол, домнул доктор, может, он очнется от обморока». — «Он мертв, доамна, не видите, что ли?» Вот так я и мучаюсь.
О л и м п и я. Мужчины двух дней не могут обойтись без женщин и вина. Ласковыми они бывают месяц до свадьбы и месяц после свадьбы, а потом опять предаются своим страстям. И ведь хоть бы что-нибудь представляли из себя эти женщины, за которыми они бегают! И выбирают-то самых падших, самых низких! Например, Джорджета — что ты в ней увидел такого, Стэникэ, за что превозносишь ее до небес?
А г л а е. Ребенок должен слушать свою мать, потому что никто, кроме матери, не желает ему добра. Любовь?! Чепуха! В наше время этого не было. После свадьбы придет и любовь.
С т э н и к э. Мой тесть был еще смирный, можно сказать, не буйный, но бывают такие, что делаются совсем невыносимыми. Я знал одного судейского чиновника, на которого нашло как-то ночью. Поверишь ли, он вел себя как в зоологическом саду, свистел по-птичьи, хлопал крыльями, чтобы улететь, и клевал с полу. Ему взбрело в голову, что он соловей.
В а с и л и а д. Теперь врач, чтобы не умереть с голоду, должен потворствовать капризам пациента. Пациент прослышал про какое-то лечение, про уколы и прочие штуки, и если ему их не пропишешь, он скажет, что ты ничего не понимаешь. Реклама разных лекарственных средств нас убивает.