– А причём здесь… – в последний момент Александра осеклась и постаралась непринуждённо улыбнуться. – О, да… вы же знаете нашего Ивана Кирилловича, ни перед кем не отчитывается! А я побоялась ему перечить, хотя мне и самой страсть как не хотелось задерживаться у них, я же знала, что вы ждёте меня и волнуетесь!

Карета! Эта проклятая карета с гербом Волконских, стоявшая под окном! Господи, до чего смешно! Александра едва сдерживала своё нервическое веселье, бьющее через край, но когда недовольная хозяйка пожелала спокойной ночи и ушла к себе, она расхохоталась в голос. Вот это повезло! Противная старая карга, несомненно, донесла бы обо всём Гордееву – для чего ещё он поселил Сашу у неё под боком, если не для этого? Но она увидела карету с гербовым рисунком Волконских, на которых всё время разъезжал Иван Кириллович, и решила, что это он и был, лично привезший её домой! Господи, вот это удача! Вот это миловал Господь, так миловал!

Поразительно, но сегодня ей прямо-таки феноменально везло. Сначала чудесное спасение княгини Караваевой, затем неожиданное покровительство Сидоренко и ещё один лишний день в больнице, потом милашка Никифорова, для всех слывшая самой вредной из всех пациенток, а её же принявшая как родную, затем это практически безболезненно прошедшее позднее возвращение домой…

Смех её сам собой перешёл в горькие, отчаянные рыдания. Ох, и натерпелась же она страху за этот короткий вечер! А ведь если бы не пошла к Волконскому с этой папкой, а вернулась сразу в Марьину Рощу, что было бы?! О, нет, Саша и помыслить о таком боялась! Ясно же: дело Юлии Николаевны так или иначе попало бы к Гордееву, а она, Сашенька, к Георгию. Воспоминания о его грубых прикосновениях всё ещё заставляли её содрогаться от ужаса, и ей хотелось немедленно смыть с себя всю эту грязь.

Правда, успокоилась она довольно скоро, ещё раньше даже, чем начал действовать отвар из пустырника, который Саша сама себе заварила. Рассеянно глядя, как внизу, под окном, Игнат довольно бесцеремонно загружает в карету бессознательного Георгия, она поморщилась и обняла себя за плечи.

"Убью, если Михал Иваныч прикажет", – вот как он сказал.

Тут она вздохнула и стала думать уже непосредственно о том самом Михал Иваныче, благодаря неожиданной заботе которого стояла сейчас целая и невредимая в своей комнатке, сжимая в руках чашку с горьким травяным отваром.

"Я погибла бы, если бы не он", – подумала Саша с тоской.

Георгий её, быть может, и не убил, и даже скорее всего не убил бы. Иван Кириллович не хотел избавляться от неё, Иван Кириллович хотел её проучить. Сам же сказал в ту ночь, что Георгий будет не прочь позабавиться с нею… Видимо, такова была месть за то, что Саша выиграла битву за эту проклятую квартиру с проклятой старухой через стенку. Гордеев не желал успокаиваться, не желал принимать поражение, и вот… А уж наутро он не помедлил бы высказаться о том, что Саше следует немедленно съехать из неблагополучного района после такого, и вернуться на Остоженку, под их с Алёной присмотр, где её точно никто не обидит. И ради этого она едва не пала жертвой Георгия.

А как же перспективы удачно выдать замуж дорогую падчерицу после такого?! Саша усмехалась, качая головой – сама же сказала Алёне недавно, что она давно уже не невинна, что Сергей Константинович был удостоен великой чести стать её первым мужчиной, а значит, терять ей уже нечего. Вот Гордеев и решил, что с неё не убудет, и решил отвести душу, да и Георгия порадовать.

А получилось вон что. Тут Саша не сдержала улыбки и мысленно послала Мишелю Волконскому сто тысяч спасибо, самых искренних, самых сердечных. Если бы не он, ах, если бы не он…!

Сжимая обеими руками чашку с горячим напитком, Саша погрузилась в раздумья, вспоминая каждую деталь сегодняшнего вечера, каждую фразу из их разговора, каждый взгляд… Господи, эти глаза! Несколько минут она и вовсе ни о чём, кроме этих самых глаз, думать не могла, но потом прогнала наваждение и вновь стала вспоминать.

Временное перемирие – что ж, Саша и этому была рада. Глядишь, катастрофы ещё и удастся избежать. Неспроста же перед ним трепещут и дорогая матушка, и ненавистный Гордеев? А может, и впрямь ещё не поздно вернуть всё назад?

Но было поздно. И катастрофы вопреки всем стараниям избежать тоже не удалось, несмотря на то, что катастрофа это была совсем не та, которую так боялась Александра.

Всё случилось внезапно, нежданно-негаданно и на удивление быстро – именно так, как оно обычно и бывает, когда влюбляешься.

– Жорик, гордеевский! – полчаса спустя докладывал Игнат, стянув кепку с кучерявой головы. – Каторжная морда, десять лет по сибирским просторам бегал, а филерить грамотно так и не научился, тьфу на него! Я его сразу приметил, за углом дома стоял. Чего прикажете с ним делать, ваше благородие?

По-хорошему, его следовало бы пристрелить, но Мишель не никогда стрелял в безоружных.

– Ничего оригинального выдумывать не будем, – поразмыслив немного, ответил он, а Игнат обрадовано улыбнулся.

– С лестницы его спустим?! По вашему проверенному способу? Дык я уже спустил, как видите, ногу ему переломал! Но можно ещё разок, ему это только на пользу пойдёт! Глядишь, шею сломает. Могу поспособствовать! Скажем потом, что неудачно поскользнулся.

– Откуда в тебе столько кровожадности? – спросил Мишель, пряча улыбку. На самом деле, план Игната был неплохой, звучал заманчиво. – Я всего лишь хотел предложить бросить его в темницу под часовней, что рядом с имением. Как сам он, в своё время, бросил туда Адриана. Пускай на своей шкуре испытает все прелести тюремного заточения.