– Неистребимые дворянские замашки! – констатировала Александра, пряча улыбку.

– Ладно, не благодари, – сдался Мишель, взмахнув ладонью. Глаза его блестели задорно.

– Нет, спасибо-то оно спасибо, но… ваше величество, а вы никогда не пробовали выходить в народ? Глядишь, пообщаетесь с низшими слоями населения и убедитесь, что они тоже люди, ничем не хуже, а в некоторых случаях и лучше, чем некоторые из вас!

– Это всё замечательно и благородно, но в третьем классе я всё равно не поеду, – сразу же заверил её Мишель и очаровательно улыбнулся.

– Я не это хотела сказать!

– Я прекрасно понял, что ты хотела сказать, – ответил Мишель, теперь уже вроде бы серьёзно. – Если ты вдруг забыла, я был на войне. А там "выходить в народ" получалось гораздо чаще, чем ты думаешь. Перед смертью все равны – и офицеры, и солдаты, и дворяне, и простолюдины. Я не до такой степени эгоистичен, как тебе кажется, чтобы всего этого не понимать.

Когда он сбрасывал извечную надменность, то превращался в совершенно иного человека. Серьёзного, рассудительного и какого-то уж очень взрослого, словно умудрённого долгими годами тяжёлой жизни. Александра сначала сбавила шаг, слушая его, а потом и вовсе остановилась, задумчиво изучая Мишеля взглядом. Он ведь притворялся всё это время, но та роль, что он себе выбрал, роль разбалованного эгоистичного ребёнка, завладела им настолько, что уже сложно было понять, где грань между превосходной актёрской игрой и несносным характером. То он был вызывающе наглым и самоуверенным до безумия, то серьёзным и благородным, то отталкивал своими отвратительными манерами, то безоговорочно располагал к себе, заставляя её смеяться.

И как это в одном человеке могли уживаться две до такой степени разных личности? Вот бы узнать, какой он на самом деле – сдержанно спокойный и всё на свете понимающий, или нестерпимо надменный, без толики сострадания в душе?

"А впрочем, почему мне вдруг это интересно?" – спохватилась Александра, но вслух спросила о другом:

– Если вы понимаете, то для чего тогда… всё это? – она неопределённо махнула рукой, не найдя ёмкого слова, чтобы охарактеризовать ту бессовестную надменность, коей он успел прославиться.

Мишель прекрасно понял её и без объяснений. У Саши сложилось впечатление, что он умел читать мысли, такая догадка заставила девушку неминуемо покраснеть. Волконский, тем не менее, улыбнулся на редкость добродушно, без малейших признаков былого сарказма, затем пожал плечами и как ни в чём не бывало ответил:

– Привычка. Ничего не могу с собой поделать!

Александра позволила себе ещё несколько секунд посмотреть в его чарующие зелёные глаза, а затем категорично покачала головой и сказала:

– Знаете, нет. Мы бы с вами всё равно не поладили! Даже если бы вы не были зазнавшимся и надменным аристократом, даже если бы мы с вами находились на одной социальной ступени, всё равно – нет! Никогда и ни за что на свете!

– И как мне теперь с этим жить? – изобразив смертельное разочарование, спросил Мишель. Задорный блеск в его глазах по-прежнему не угасал.

– Между прочим, именно поэтому! – подняв указательный палец, добавила Александра. – Из-за вашего отвратительного характера! И в кого только такой уродился? Матушка сама доброта, отец, хоть и мерзавец, но мерзавец весьма общительный и добродушный! А вы?!

Её слова Мишеля только позабавили, хотя Саша уже десять раз пожалела о своей чрезмерной разговорчивости и неумении вовремя промолчать. Но Волконский и на это не стал обижаться, лишь пропустил её вперёд и сказал вслед:

– Других попутчиков у тебя всё равно не будет, сестрёнка, так что советую набраться терпения!

Александра лишь вздохнула, всем своим видом демонстрируя, как не рада она такому повороту событий. А сама в глубине души задумалась – не рада ли? Признаться, перспектива провести с Волконским два часа наедине была… заманчивой. Особенно если он не будет донимать её своими остроумными высказываниями всю дорогу, чего Сашеньке совсем не хотелось. Ведь тогда придётся отвечать, а ответить она может ой как резко, и когда у его величества лопнет терпение – странно, почему оно до сих пор не лопнуло? – он высадит её на первой же остановке и откажется помогать. И поминайте как звали бедную нашу Александру Ивановну!

"Ни слова больше ему не скажу!" – пообещала себе Сашенька, сочтя это прекрасным выходом из положения. Улыбнувшись проводнику в дверях вагона первого класса, она протянула документы на проверку. Признаться, начиналось приключение интересно: до этого Саша первым классом не ездила никогда. Да и компания, наверное, не самая плохая, подумала она, искоса взглянув на Волконского, которому проводник поклонился низко-низко, сразу заприметив состоятельного пассажира. Александру, впрочем, он тоже вниманием не обделил, рассыпавшись перед нею в любезностях с таким раболепным видом, словно та была королевских кровей, не меньше. Она с улыбкой выслушала, поблагодарила за комплименты и, подумав немного, вложила монетку в его руку, когда тот помог ей зайти в вагон. Он Мишеля этот жест не скрылся, он улыбнулся и проводил её взглядом, после чего зашёл следом, размышляя на ходу о чём-то своём.

– Ваша милость, – вкрадчиво шепнул ему проводник. – Не сочтите за дерзость, но ваша спутница – само очарование!

– Да уж, – ответствовал ему Мишель, хотя юноша рассчитывал явно не на такой ответ. Вручив ему чаевые, Волконский направился за Александрой, по узкому коридору пассажирского вагона, совсем ещё нового, изысканно украшенного в духе довоенного времени. Когда он зашёл в купе, проводник уже поторапливал пассажиров на перроне сообщениями о том, что поезд отправляется.

– По-моему, здесь без труда поместится целая рота солдат! – сказала Александра, оглядываясь по сторонам. О своём обещании не разговаривать с Мишелем она успела позабыть. Да и как сдержать восторг, если прежде она никогда не ездила с таким комфортом?