– Однако и меня тоже всё это коснулось. Видишь ли, эта несправедливость выбирает своих жертв независимо от их возраста и социального статуса. Беда может случиться с каждым.

– И есть определённая доля иронии в том, что у нас с вами она общая, – сказала Александра, в очередной раз призывая его обратить на это внимание.

"Да понял я это, давно уже понял", – мысленно ответил ей Мишель, но злобный старший брат, нетерпимый и жёсткий, спросил вместо него:

– Где ты ухитрилась познакомиться с моей матерью?

"Похоже, никогда мне не убедить его в том, что мы играем на одной стороне", – с тоской подумала Александра, а сама охотно пояснила:

– У нас в больнице. Алексей Николаевич привёз её с переломами такими страшными, что папин ассистент, тот самый, которого убили недавно, упал в обморок прямо у операционного стола, – взгляд её сделался грустным, когда Саша погрузилась в воспоминания о той самой ночи, после которой она приняла решение стать врачом. – Из докторов никого поблизости не оказалось, их и так-то у нас не слишком много, но в ту ночь и вовсе не было никого, кроме папы. Викентий Иннокентьевич с супругой уехали в Москву, а из медсестёр одна отдыхала после дневной смены, а вторая заболела ещё за два дня до этого и не поднималась с постели. Остальные же жили слишком далеко, за ними попросту не успели бы послать, поэтому ассистировать отцу пришлось мне. Хотя, что значит "пришлось"? Это было моё решение, осознанное и непоколебимое, а мне тогда было всего тринадцать! Но, знаете, когда я посмотрела на неё впервые… что-то у меня в голове щёлкнуло, как будто свет зажгли, знаете? Так иногда бывает, как озарение, что ли… Я посмотрела на неё, и поняла, что если она сейчас умрёт, я никогда себе этого не прощу! Меня не было с ней, когда она падала с лошади, меня не было с ней в дороге, я вообще никогда прежде не видела её, но когда её положили на операционный стол к отцу, я поняла, что ответственна за её жизнь теперь. И, может, я и не была виновата в том, что она так неудачно упала и истекала кровью, но я точно буду виновата, если не смогу её спасти, и смерть её будет на моей совести. Вы можете посмеяться надо мной и сказать, что мне было всего тринадцать лет, а это слишком мало для подобных рассуждений, но, уверяю вас, именно так всё и было.

По Мишелю было видно, что смеяться-то он как раз и не собирается. Наоборот, он внимательно слушал и блистать своим потрясающим остроумием тоже пока не спешил. Тогда Александра решила продолжить:

– Мой нынешний наставник, доктор Сидоренко, как-то сказал, что первый пациент запоминается на всю жизнь. – Он-то, конечно, сказал не совсем так, но повторять Мишелю все пошлости Ипполита Афанасьевича Саша не решилась. – И это чистая правда! Она была у меня первой, пять лет уже прошло, а я до сих пор помню всё, в деталях, будто это случилось только что. И саму Юлию Николаевну я помню очень хорошо. Редкой красоты женщина.

"И вы при этом ничуть на неё не похожи!" – так и хотелось сказать ей, но это прозвучало бы грубо. Тем более, что Волконский тоже был редкой красоты мужчина, только при этом внешнего сходства с покойной матушкой не имел. Странно, но именно теперь, в очередной раз вглядываясь в правильные черты его лица, Саша задумалась – а на кого он походил меньше, на Юлию Николаевну или всё же на Ивана Кирилловича? Признаться, от обоих родителей Мишель не унаследовал абсолютно ничего. Ни светлых волос и невысокого роста Гордеева, ни ярких голубых глаз Волконских. Его кузина, Катерина Михайловна и то больше походила на покойную княгиню, нежели Мишель, хоть она была всего лишь её племянницей, а не родной дочерью.

– Что же ты замолчала? – голос Мишеля оторвал Сашу от размышлений.

– Ах да. Задумалась, простите. Всё никак не могу забыть ту ночь, когда впервые её увидела… – уклонилась от ответа Александра. – Мой отец тогда спас ей жизнь, а я ему помогала. Это была первая в моей жизни операция, и первая операция такой сложности. После этого я поняла, что медицина моё призвание. И особенно отчётливо это ощутилось в тот момент, когда я вышла к вашему дяде, чтобы сообщить, что всё в порядке, что Юлия Николаевна будет жить. Поверьте, это ни с чем не сравнимое ощущение, когда ты единственная надежда умирающего, и когда ты оправдываешь это доверие… На лицах родственников обычно написано такое облегчение, такое счастье! Вот ради этого и стоит жить! Чтобы давать людям надежду.

Она взяла паузу, чтобы позволить Мишелю высказаться по поводу обратной стороны медицины, но, к её величайшему удивлению, он снова ничего не сказал. Тогда она решила озвучить недосказанное сама, но уже без сарказма.

– Я знаю, что так бывает не всегда. У отца умирали пациенты… Я помню, каким он бывал в такие дни. Слава Богу, это случалось нечасто, а по его вине – вообще никогда. У Викентия Иннокентьевича однажды умер по недосмотру. Ребёнок. Мальчик совсем. Неправильный диагноз… думали, что-то с желудком, оказалось – аппендицит. Разорвался внутри, не успели вовремя обнаружить, не успели прооперировать… Бедный Воробьёв тогда чуть с ума не сошёл. Ушёл в недельный запой и клялся, что никогда в жизни больше не подойдёт к больнице ближе, чем на расстояние пушечного выстрела. Жена его, тоже врач, пыталась его образумить, но тот ни в какую. Слишком сильно переживал. К нему уж и мать покойного мальчика приходила, дескать, не переживайте Викентий Иннокентьевич, язва желудка у нашего сыночка и впрямь была, кто ж знал, что там не только язва… Да-да, не удивляйтесь, Воробьёва у нас в городке очень любят и уважают, он же гениальный врач! Но даже убеждения бедной матери ему не помогли. И тогда за дело взялся мой отец, – Александра откинула с лица волосы, непроизвольным, мимолётным движением, и с грустной улыбкой стала смотреть в окно, вспоминая то недалёкое время. – По правде говоря, мало кто думал, что у него получится. Уж если сама мадам Воробьёва, имевшая над мужем небывалую власть, не смогла справиться, то чего было ожидать от моего отца? Он ушёл тогда на всю ночь. Вы не представляете, как я переживала, оставшись одна! Целую ночь не спала, сидела, ждала его у окошка… Сходила к Воробьёвым, конечно, но Марина Викторовна сказала, что они оба ушли в трактир, что на окраине города, и велели их не ждать. Папа у меня вообще-то не пил никогда особенно, но под утро пришёл, едва держась на ногах. Извинялся то и дело, когда я укладывала его спать, а потом сказал, чтобы я не сидела дома, а шла помогать Воробьёву в больницу. Я думала, что это он спьяну наговорил, не поверила сначала. Но решила сходить, всё равно дома делать было нечего, и чем сидеть просто так, куда полезнее было заняться больными. Каково же было моё удивление, когда я увидела Викентия Иннокентьевича! К пациентам он не выходил, потому что был не совсем трезв, но зато в кабинете у себя занимался бумагами с тройным усердием… И велел мне исполнять обязанности главного врача, в отсутствие его жены. С тех пор, наверное, меня и стали называть местным доктором. Только такой ценой я предпочла бы ещё походить в медсёстрах годик-другой. Он действительно едва ли не сошёл с ума от горя!

– Сколько тебе тогда было лет? – спросил Мишель. Сашенька вздрогнула, не ожидая услышать его голос, за эти минуты как-то успев привыкнуть к его молчанию. А он, оказывается, слушал её, и слушал так внимательно! Признаться, это ей польстило.

– Шестнадцать. Это случилось два года назад.

Такой ответ его удивил. Впрочем, его удивил бы любой ответ, даже если бы она сказала, что это случилось вчера. Слишком уж она молода для той ноши, что эти двое, её отец и Воробьёв, на неё возложили!

– О-о, дайте я угадаю, вы сейчас скажете, что дела у нас в больнице хуже некуда, раз уж сопливой девчонке доверяют заправлять больницей! – с улыбкой произнесла Александра, подняв указательный палец.

– Я не это хотел сказать, но твоё замечание тоже справедливо, – тем же тоном ответил Мишель.

– Имейте в виду, что это вам не Басманная, где пациентов пруд пруди, только и успевай бегать да следить, чтобы никто не умер, или не застрелился, часом, как ваш несчастный товарищ! – напомнила Саша, не забыв вздохнуть по поводу бедного Владимирцева. – А наша скромная больница и в худшие дни насчитывала от силы десять человек пациентов на весь город, из них семеро будут с мигренью, и ещё трое с алкогольным отравлением. Такие случаи, как с Юлией Николаевной – большая редкость, уж поверьте!