– Могу вернуть тебе эти же слова, – невозмутимо ответил Мишель, положив на его стол ту самую папку. Иван Кириллович как будто этого и не заметил и, опустившись в кресло, растерянно посмотрел для начала на окровавленный платок поверх своей ладони. И лишь потом продолжил с претензией на недовольство:

– Андрей Митрофанов оказывал мне огромную поддержку в министерстве! Да на нём одном держится едва ли не треть моих союзников! А ты?! Как ты посмел разорвать помолвку?! О чём ты вообще думал?! Нам нужен этот брак, этот союз, со всеми вытекающими из него привилегиями и выгодами, а ты…

– Кому это – нам? – лениво осведомился Мишель. – Мне, например, не нужен совершенно, – кивнув в сторону папки, всё ещё лежавшей на столе, он полюбопытствовал: – Не хочешь ничего мне объяснить?

Гордеев вопрос проигнорировал, слишком разгневан он был для того, чтобы обращать внимание на какие-то мелочи. Куда больше его волновало всё то, что касалось Андрея Митрофанова и тех выгод, что он сулил.

– Ксения сказала, ты предпочёл ей другую, но это… это смешно, Миша, чёрт возьми! Ты же не настолько глуп и слеп, чтобы между графиней Митрофановой и этой жалкой девчонкой выбрать не Ксению?! Ты… ты же… это что, правда?

Ксении стоило бы помолчать, а не изображать из себя обиженную невесту. Сама виновата, чёрт возьми, но ведь поглядите-ка до чего дошла, ещё смела сваливать всю вину на него, на Мишеля…! Это было бы обидно, если б не было правдой. Увы, пришлось признать – даже если бы не Ксюшины измены, Мишель всё равно разорвал бы эту помолвку. Он не смог бы на ней жениться. Не она отныне занимала его мысли.

– Так это правда? – допытывался Гордеев, не забыв о презрительной усмешке и о взглядах, полных злой иронии, – Миша, неужели у тебя хватило ума в неё влюбиться?!

Иван Кириллович говорил так, словно это не он сам собирался жениться на точно такой же бедной мещанке, да ещё и с подмоченной репутацией и двумя детьми. Что говорить, Саша в этом вопросе казалась куда предпочтительнее собственной матери – она, по крайней мере, была честной девушкой.

– Ты же понимаешь, – продолжал Гордеев тем временем, – что я этого не допущу?

– Чего именно? – поинтересовался Мишель, скрестив руки на груди. Наблюдать за праведным гневом отца было отрадно, но в полной мере насладиться его яростью мешало нехорошее предчувствие. Мишель прекрасно осознавал, что Иван Кириллович способен на любую подлость и низость, и это настораживало. Не за себя он боялся, вовсе нет… вот это-то и было самым страшным – Александра могла пострадать по его вине.

– Я не позволю вам быть вместе! – изрёк Гордеев с чувством. – Вы никогда не будете вместе, пока я жив! Миша, это мезальянс! Ты только посмотри на неё! Ты заслуживаешь гораздо большего, чем эта… девушка, – заметив, каким ледяным взглядом сын смотрит на него, Иван Кириллович осёкся в последний момент и решил не сквернословить. – А я без поддержки Андрея Митрофанова долго не продержусь! Тебе нужна Ксения, и точка. Если ты забыл, именно этого хотела твоя мать…

Какой чудесный, тонкий ход! Надавить на больное, помянуть Юлию Николаевну – можно подумать, Мишель забыл, как она упрашивала его жениться на Ксении! Она даже в записке своей предсмертной написала ему: «Ксению, пожалуйста, не бросай. Она хорошая девушка» Хорошая или нет, но Мишелю, увы, нужна была не она. И он надеялся, что мать понимает его, понимает и не осуждает этот выбор.

А Гордеев, когда понял, что и с этой стороны к сыну не подступиться, решил избрать беспроигрышную тактику. Свою любимую, срабатывавшую в десятках подобных случаев!

– Я убью её, – спокойно и невозмутимо сказал он. – Если ты не вернёшься к Митрофановой сегодня же, я убью твою Александру. Сам. Своими собственными руками. И я клянусь тебе, Миша, я постараюсь сделать так, чтобы она мучилась перед смертью!

Потрясающие перспективы он обрисовал. И ведь убьёт, подумал Мишель с безграничным отчаянием. В душе бушевал ураган, но самое большое, что он мог позволить себе, это стиснуть зубы и слегка дёрнуть щекой. Сегодня по части самообладания ему не было равных, это бесспорно.

– Ты всё сказал? – полюбопытствовал он, вскинув голову и посмотрев на отца с вызовом.

– Я-то всё сказал, вот только ты меня, должно быть, не услышал?

– Отчего же? На слух пока не жалуюсь. А вот у тебя, похоже, с ним проблемы. Я, кажется, задал тебе вопрос. И ответа на него так и не получил, – Мишель снова кивнул на папку, что лежала на столе, и лишь с третьего раза Иван Кириллович удосужился на неё взглянуть.

И тотчас же побледнел, изменившись в лице.

– …что? Откуда это у тебя?! – слишком поздно он понял, что выдал себя с головой, и коронные оправдания, вроде: «Я не знаю, о чём ты!» не имели смысла. Собственно, он и так мог бы не притворяться, Мишель давно всё понял. И не без усмешки наблюдал за чудесными метаморфозами: Иван Кириллович из разъярённого дракона превращался в забитого, перепуганного щенка прямо на глазах.

– Собственно… что это? – решил-таки выкрутиться Гордеев и, ослабив ворот рубашки, поднял взгляд на сына.

– Дело об убийстве Матея Кройтора, – отозвался Мишель. – Знаешь такого?

– А должен?

– Может, и нет. Но я бы на твоём месте знал имя человека, чьими стараниями началась твоя блестящая карьера в министерстве! – Мишель очаровательно улыбнулся в довершение своих слов.

– Боюсь, я не понимаю…

– Оставь это, отец, мне всё известно. Это ты покушался на него той ночью, двадцать лет назад. Ты и твои люди, вы убили кучера, убили Габриеля Гиоане, его верного помощника, и чуть было не убили его самого. Что пошло не так? Как ему удалось спастись от тебя и твоих головорезов? Видимо, Матей Кройтор оказался крепким орешком, тебе не по зубам. Так или иначе, ему удалось уйти, и, чтобы вы не искали его в дальнейшем, он бросил в Дунай тело кого-то, очень похожего на него, не забыв перед этим надеть на палец старое фамильное кольцо. И ты со спокойной душой решил, что волноваться больше не о чем.