Она ещё не успела открыть дверь, а до неё уже донёсся взволнованный голос всё той же тёти Клавы:

– Да не голосите вы так, ваша милость, вы мне всех больных переполошите! Успокойтесь, Христом Богом молю!

– Мама!!! – невзирая на увещевания пожилой медсестры, надрывно кричала девушка – совсем молодая, ровесница Саши, а то и моложе. – Мама, мамочка-а-а!

– Что у вас здесь происходит?! – спросила Александра, выйдя в коридор. Она, не в пример остальным, сохраняла ледяное спокойствие, и фраза её прозвучала очень по-взрослому. К ней тотчас же обернулись все – и Нифонтов, ещё не успевший уйти, отчего-то бледный как полотно, и перепуганная тётя Клава, и та самая девушка, заплаканная и перепачканная в крови. А также невысокий мужчина в бежевой тройке, тоже порядком окровавленной. На руках он держал женщину, пребывавшую в бессознательности. Одного взгляда хватило, чтобы сообразить – это её кровь была на них, и на пиджаке мужчины, и на атласном бело-голубом платье девушки.

Что-то оборвалось у Сашеньки внутри, когда она вдруг поняла, что это уже случалось в её жизни однажды.

Только женщина тогда была другая: роскошная брюнетка с белой, почти прозрачной кожей, такая красивая, преисполненная стати и достоинства, княгиня Юлия Волконская. Нынешняя же была, наоборот, блондинкой, немного полноватой, но всё же не до такой степени, чтобы это казалось некрасивым.

А Савелий Нифонтов, для полноты картины, сказал:

– Это же княгиня Любовь Демидовна Караваева! Господь всемогущий, что же с ней приключилось?

О да, подумала Александра.

Всё это когда-то уже было.

И травмы, надо же! – совершенно идентичные. Сломаны рёбра, вот только сломаны уж очень нехорошо. Подойдя поближе, Александра вскинула брови и тоже побледнела, как и бедняга Нифонтов, и тётя Клава.

– Попала под пролётку… лошади понесли… извозчик… прямо на неё… – принялся объяснять мужчина, судя по всему, сам князь.

– Ма-а-а-амааа! – протяжно завыла девушка, княжна Караваева собственной персоной. Упав на колени, она закрыла лицо руками и зарыдала.

И было от чего! Зрелище не из приятных. И дело не в том, что на княгине не оставалось живого места, и заливающая её платье алая кровь, пульсирующая мягкими толчками – это всё полбеды. Хуже всего то, что она вдруг начала задыхаться.

– На пол её, быстро! – скомандовала Александра, да так твёрдо, что князь неминуемо послушался. И прежде чем сообразил, что делает, он уже опустил свою бедную супругу прямо на больничный пол.

– Её бы в палату, – начала было тётя Клава, но Саша не дала ей договорить.

– Не самое лучшее время для споров, а до ближайшей свободной палаты вы её попросту не донесёте, не успеете!

Услышав эти предсказания, молодая княжна перестала рыдать и замерла с широко раскрытыми глазами. Нифонтов молодец, опомнился, сел подле неё и протянул платок, после чего приобнял за плечи и попытался успокоить.

– Дайте мне ручку, – потребовала Александра у тёти Клавы. Она следила за картотекой с делами пациентов, а ещё часто выписывала рецепты, поэтому ручка у неё всегда была с собой, болталась на шее, на цепочке, чтобы не потерять.

– Сашенька, давай лучше позовём доктора! – растерянно произнесла тётя Клава, не слишком понимая, что Александра собралась записывать в такой ответственный момент, когда сама княгиня Караваева умирала на её руках.

– Так вы не доктор? – князь, кажется, только теперь понял очевидное. – В таком случае уберите руки от моей жены! Позовите доктора, кто-нибудь! У вас же больница, в конце концов, неужели нет ни одного доктора?!

– Зовите доктора сколько угодно, только дайте сначала ручку! – не стала спорить Александра, но так как тётя Клава не поспешила её просьбу исполнять, пришлось проявить инициативу.

Наверное, это было верхом невоспитанности, вот так взять и одним резким движением сорвать цепочку с шеи пожилой и уважаемой женщины, но Саше было не до церемоний в тот момент. Несчастная княгиня начала бледнеть, глаза её округлились и полезли из орбит от недостатка кислорода. Ещё немного, и будет поздно. Так что, извините, тётя Клава, это не со зла, подумала Александра, вынимая стержень.

А раз уж зашёл разговор о невоспитанности, то изо всех сил бить в грудь бедной княгине пустым футляром от ручки было и того хуже. Молодая княжна, при виде этих ужасов, закатила глаза и потеряла сознание, повалившись прямо в руки к Нифонтову – благо, тот удержал её, и не дал удариться головой. А князь замер без движения, во все глаза наблюдая за тем, как по трубке из груди его благоверной сначала вытекает кровь, а затем…

…а затем она с хрипом сделала первый вдох, потом второй, потом третий. И начала худо-бедно, но дышать.

– Так-то лучше, – сказала Александра и пояснила, чтобы её не вышвырнули на улицу за жестокое обращение с дворянским сословием: – Ребро сломалось, пробило лёгкое. Она задыхалась, ей нужен был кислород, иначе она бы умерла.

И настолько спокойной и уверенной в себе она казалась, что её состояние каким-то волшебным образом передалось князю – тот стал постепенно приходить в себя и успокаиваться. И даже кивнул в ответ на Сашины объяснения, принимая их к сведению и как будто одобряя.