Мара отошла еще дальше, не позволяя ему прикоснуться к ней, и покачала головой:

— Нет.

Он услышал решимость в ее голосе. И это ему совсем не понравилось.

— Мара, послушай…

Но она уже повернулась в другую сторону.

— Нет, — услышал он шепот из тьмы, в которой она растворилась во второй раз за этот вечер. Растворилась, оставив его одного в мучительной тоске.

— Похоже, ты где-то потерял сюртук.

Не обращая внимания на незваного собеседника, Темпл осушил третий бокал шампанского и поменял его на полный, стоявший на подносе у проходившего мимо официанта. Затем начал рассматривать толпы гостей и танцующие в бальном зале пары — их возбуждение все усиливалось по мере того, как шло время, а вино лилось рекой.

— Кроме того, похоже, ты где-то потерял и свою спутницу, — продолжал Чейз.

Темпл опять приложился к шампанскому и пробурчал:

— Я знаю, что тебя здесь нет.

— Ошибаешься. Я вовсе не галлюцинация.

— Я уже сказал тебе: держись подальше от моих дел.

Глаза Чейза под маской-домино, такой же, как у Темпла, широко распахнулись.

— Меня пригласили.

— Раньше приглашения не мешали тебе избегать приемов, подобных этому. Какого дьявола ты делаешь тут сегодня?

— Не могу же я пропустить твою коронацию.

Темпл отвернулся, снова оглядывая зал.

— Если тебя увидят рядом со мной, возникнут вопросы.

Чейз пожал плечами.

— Мы ведь в масках… Кроме того, через какие-то несколько минут твоя история перестанет быть скандальной. Сегодня та самая ночь, верно? Возвращение герцога Ламонта.

Предполагалось, что так и будет. Но каким-то образом все пошло совсем по-другому, и он оказался в саду, наедине с той женщиной, на которую в течение двенадцати лет был направлен его гнев… И он вдруг понял, что больше не желает отмщения.

Впрочем, понял он не только это. Глядя на Мару, он видел уже не ту женщину, что когда-то вызывала его гнев. На ее месте он видел совершенно другую. Ту, которую полюбил. Полюбил настолько, что даже не разозлился, когда она отпустила своего брата, снабдив его деньгами. И его волновало сейчас только одно — то, что она тоже ушла.

Но он должен был вернуть ее обратно. Во что бы то ни стало.

Темпл покосился на Чейза:

— Я же сказал: оставь меня в покое.

— Как драматично… — отозвался босс. Голос его сочился сарказмом. — Видишь ли, ты не можешь избегать меня вечно.

— Я попытаюсь.

— А если я извинюсь, это поможет?

Извинения от такого человека?.. Весьма необычно.

— А что, у тебя есть намерение извиниться?

Чейз помолчал.

— Говорю прямо: мне твой план не нравится.

— Меня это не особенно интересует.

Послышался вздох.

— Ну хорошо. Приношу свои извинения.

— За что именно?

Босс снова помолчал.

— Ты ведешь себя как настоящий осел, Темпл.

— Это мое право.

— Ох, наверное, мне следовало сказать тебе, что она жива и что она в Лондоне.

— Чертовски точно. Да, следовало. Знай я… — Темпл замолчал. Если бы он знал, то давно уже до нее добрался бы. Отыскал бы ее гораздо раньше. И все могло сложиться по-другому.

Только как?

— Знай я… всей этой путаницы можно было бы избежать.

— Если бы ты знал, все запуталось бы еще больше.

Темпл хмуро взглянул на босса.

— Мне казалось, ты извиняешься.

Чейз ухмыльнулся.

— Я еще только учусь этому. — Ухмылка тут же исчезла. — Так что с девушкой?

Темпл предполагал, что Мара сейчас находилась на полпути к приюту, желая побыстрее сообщить подруге о своем освобождении. И что еще хуже, он понимал, что у него больше нет оснований видеться с ней. Но ведь от этого не должно быть так больно…

— Я ее отпустил.

В глазах босса не было удивления.

— Понятно. Уэст наверняка расстроится.

Темпл совсем забыл про газетчика. Он забыл обо всем на свете, как только она посмотрела на него своими прекрасными зелено-голубыми глазами и призналась, что только страх заставил ее устроить все то представление.

— Никто не заслуживает такого унижения.

В особенности Мара.

— Так-так… Значит, герцог-убийца остается.

Темпл прожил в тени этого прозвища двенадцать лет и доказал, что он сильнее и могущественнее любого в Лондоне. К тому же он сколотил огромное состояние, к которому почти не прикасался. И наверное, теперь, зная, что она жива, он мог не считать себя убийцей.