Мара поднесла руки к маске и развязала ленты. А потом закончила свое заявление:

— Но дело в том, что он не убийца. Потому что я жива и здорова.

«Проклятие! Я не могу до нее добраться».

Тут Мара сняла маску и присела в глубоком реверансе перед герцогиней Лейтон.

— Миледи, простите, что я не представилась. Я Мара Лоув, дочь Маркуса Лоува, сестра Кристофера Лоува. Все считали, что я умерла двенадцать лет назад.

Зачем она это делает?!

В толпе Мара встретила его взгляд. Но разве она не видела его все это время?

— Я не умерла. И никогда не умирала, — сказала она с печалью во взоре. — На самом деле я — главный злодей в этой пьесе.

Воцарилась гробовая тишина. Часы пробили в двенадцатый раз, и тут толпа, словно получив свободу, взорвалась криками. Возбуждение, скандал, настоящее безумие!..

Мара повернулась и побежала к выходу. Темпл понял, что не сможет ее догнать.

А вокруг шумели и гудели. Он слышал обрывки разговоров и восклицаний.

— Она его погубила…

— Как она посмела!..

— Одного из нас!..

— Представляете, погубить одного из нас!..

Вот оно, то самое! То, что он когда-то желал ей. То, чего желал ей глухой ночью на улице около своего дома всего несколько дней назад.

То, чего желал ей до того, как понял, что хочет ее, что любит ее.

— Этот несчастный!..

— Я всегда говорил, что он слишком благороден для подобного поступка…

— О да, и слишком красивый…

— А эта девица!..

— Да просто сам дьявол!

— Она никогда больше не осмелится тут показаться.

Она сама себя погубила. Ради него.

И вот сейчас, получив то, чего вроде бы хотел, услышав ненависть в голосах гостей, Темпл понял, что ненавидит их. И он был готов драться со всем залом. Если придется, он будет драться за Мару и со всей Британией.

Чья-то рука легла ему на плечо.

— Ваша светлость…

Темпл обернулся и увидел незнакомца явно знатного происхождения, с аристократической осанкой.

— Я всегда говорил, что вы этого не делали. Не желаете ли присоединиться к нашей игре? — Джентльмен указал на группку мужчин и кивнул в сторону комнат для карточных игр.

Вот оно!.. То, чего он добивался!

Полное оправдание!

Все вышло так, как она обещала. Словно этих двенадцати лет и не было.

Да, герцога-убийцы больше не существовало.

Но ее здесь нет. И поэтому все остальное не имело значения.

Он отвернулся от своего титула. От своего прошлого. От того единственного, чего прежде желал. И отправился вслед за тем единственным, чего по-настоящему хотел.

Следовало убежать сразу же! И где-нибудь скрыться.

Он застрял в бальном зале вместе со всем Лондоном, питавшим надежду вновь с ним сблизиться, и она легко ускользнула бы от него. И она должна была это сделать, однако…

Мара не могла смириться с мыслью о том, что никогда больше с ним не увидится. Поэтому она стояла в густой тени возле его дома, сливаясь с темнотой и обещая себе, что только взглянет. Что даже не подойдет к нему, что покинет его, вернувшего себе свое доброе имя.

Она отдала ему все, что могла. И полюбила его. «Что ж, этого плюс одного-единственного взгляда на него будет вполне достаточно», — тщетно убеждала себя Мара.

Его карета с головокружительной скоростью грохотала по блестящим булыжникам мостовой. Он выпрыгнул из нее, не дожидаясь, пока она остановится, и закричал кучеру:

— Гони в «Ангела»! Расскажи им, что произошло. И разыщите ее!

Карета умчалась прежде, чем герцог успел войти в дом.

Мара затаила дыхание, твердо решив, что не произнесет ни слова. Она просто упивалась — его ростом, шириной его плеч, его осанкой…

Тут он вытащил из кармана ключ и отпер дверь. Но Темпл не вошел внутрь. Постоял немного, словно о чем-то размышляя. Затем вдруг обернулся и стал вглядываться в темноту. Темпл не мог ее видеть, но все-таки каким-то образом понял, что она здесь — в этом не было сомнений.

Он сошел на мостовую и громко сказал:

— Выходи!

Мара не могла ему отказать. Да и не хотела. Она вышла в круг света.

Темпл с облегчением вздохнул:

— Мара, так ты…

Она помотала головой:

— Нет, я не собиралась приходить. Не должна была…

Он пошел к ней.

— Зачем ты это сделала?

«Чтобы вернуть тебе прежнюю жизнь. Все то, чего ты хотел».

Эти слова показались ей отвратительными, хотя были правдой. Они представляли ее совсем не такой, какой она была на самом деле. Поэтому она уже вслух добавила: