Ир. Мотай! Пошел прочь с порога! Дикарь заморский, шваль. Стой там! Иначе ноги переломаю.

Одиссей. Тебе хоть слово я сказал, ты, урод? Ну так заткнись. Порогов тут хватит на двоих, свинья.

Ир. Не видишь, лысая башка, как господа мне в зале знаками велят, чтоб я тебя отсюда выставил за уши?

Одиссей. Ты, видно, дармоед из дармоедов, ну будто я. Могли бы оба мирно со стола грабителей питаться.

Ир. Скорей в лепешку смердящего сотрапезника превращу.

Одиссей. Вскипает желчь моя, прошу — остановись. К рукоприкладству не толкай. Я, правда, стар и много странствовал на чужбине. Но если надо, я грудь твою и ребра превращу в кормежку для собак. Возможно, почему и нет? Наутро я б имел заслуженный покой.

Ир. Что? Какой-то пес с Кипра гавкает на нашем языке и жрет из нашего котла? Дикой свинье, которая угодья наши портит, клыки я вышибу из пасти. Я не позволю псам и свиньям калечить родной язык. Давай, снимай свои лохмотья.

Антиной. Друзья! Какое развлеченье нам предстоит! Наш гость и Ир пустились в спор. Померяться силой хотят в бою кулачном. Шевелитесь, разозлите их получше.

Женихи группируются вокруг обоих нищих. Евмей подходит к Одиссею.

Евмей. Кличет тебя, пришелец, госпожа. Пенелопа, мать Телемаха. Не терпится ей услышать вести о своем супруге, благородном Одиссее. И если ты не лжешь в своих рассказах, получишь от нее одежду, хитон и плащ, в которых у тебя нужда.

Одиссей. Евмей, охотно все я хозяйке многоумной расскажу. Но ты сейчас пришел совсем некстати. Боюсь, еще меня задавит свора глупых женихов! Насилию и хамству здесь просто пределов нет. Никто не взялся защитить меня, когда Антиной швырнул в меня скамейкой. Ни Телемах, и никто другой. Скажи многоразумной Пенелопе, свести мне счеты надо кое с кем. Пускай до вечера она помедлит и в зале, когда все разойдутся, меня встречает.

Евмей уходит.

Антиной. И еще! Турнир я объявляю и назначаю приз. Тут жарятся на огне козьи два желудка, фаршированные кровью и жирком, — как мы за вечер по обыкновению съедаем. Кто из вас двоих соперника сразит, тот выберет себе один желудок. Тот трапезу разделит с нами, и больше ни один из нищих не будет в зал допущен.

Одиссей. Почтенное собранье, итакийские мужи! Не надо кипятиться. Это уж мой желудок, пустой как барабан, который мною понукает и в бешенство приводит, жжет изнутри как огнем. Теперь снаружи по нему колотят. Хотите вы увидеть борьбу измученного старца с детиной глупым? Скверная забава! В одном должны вы мне поклясться: этому бычку преимуществ никаких и чтоб со стороны меня никто жирными кулаками не толкал!

Телемах. Я тут хозяин и заявляю, чужеземец: никто тебе во время состязанья с Иром мешать не будет. Я тут хозяин и у себя в гостях принимаю двух царей, что клятву бой вести честной дают.

Одиссей. Вот как. Неплохо б было. Ну и ручищи у этого циклопа. Как жиром все лоснится. Косая сажень в плечах, крепкие колени. Ой-ой. Мне несдобровать.

В окне верхнего покоя Пенелопа и Евмей.

Пенелопа. Что? Ты не привел его? Что думает себе чудак? Боится? Иль стыдится? Он не мужчина? Застенчивый и робкий нищий — такой был бы мне по нраву!

Пока Одиссей раздевается у колонны близ порога, появляется Афина и касается своим копьем его бедер, которые он опоясывает лохмотьями. Когда он вновь предстает перед женихами, полуобнаженный, собравшиеся шепотом высказывают свое удивление его безупречным телосложением.

Евримах. Что за фигура у старикашки под рваньем!

Ир. Ну и ну. Старец с ляжками атлета. Противоестественно все это. Это не для меня.

Антиной. Стой, трус. Коль этот победит, тебя я бросить прикажу в ладью Харона{90}. На сушу ступишь, попадешь к безумному царю Эхету, головорезу, который тебе отрежет уши и член твой с увядающих телес.

Ир с криком набрасывается на Одиссея, пытаясь вспрыгнуть обеими ногами на бедра Одиссея, но тот стоит невозмутимо, не пошатнувшись. Подняв руки, кидаются друг на друга. Ир захватывает Одиссея между шеей и плечом, так что последний поворачивается вокруг собственной оси. Затем сложенными руками с дикой яростью ударяет Ира в левое ухо. Изо рта у Ира брызжет кровь и сыпятся зубы. Одиссей валит Ира на землю, выворачивает руку за спину и тычет головой в грязь. Потом, подняв его в воздух, под смех женихов вышвыривает через порог из зала.