Мегги. Какая ты была маленькая в семь лет, когда я клялась тебе в вечной дружбе. Я тогда положила свою ручонку тебе на сердце.

Лотта. О, Мегги!

Мегги. Мы тогда ходили с тобой в старинный замок… вечная дружба!

Лотта. Да! Да! Точно, ходили на экскурсию. Наконец-то, ты вспомнила. А то все забыла.

Мегги. Теперь у тебя пышная грудь, на том месте, куда я клала свою ручку при клятве.

Лотта. У меня совсем не пышная.

Мегги. Не скажи.

Лотта. Вот у тебя действительно — полная.

Мегги. Не так уж…

Лотта. Мегги…

Мегги. Полные груди, тяжелый сон.

Лотта. У тебя к тому же длинные руки.

Мегги. А ты будешь храпеть, когда заснешь!

Лотта. Ты — длиннорукая, я не храплю во сне. Я сплю спокойно.

Мегги. Длиннорукая! Жалеешь? Хочешь сложить про меня смешной стишок? Чтобы не говорить, что я жирная? Будто ничего не увидела, не заметила, на каком стуле я сижу?

В глубине сцены над процессией взлетают в воздух шляпы, жилеты, воздушные змеи.

Лотта. Нет.

Мегги. Попробуй, сложи про меня стишок.

Лотта. Нет.

Мегги. Сложишь — пущу тебя наверх.

Лотта. Не могу.

Мегги. Сочини, поднатужься! Если будет удачно, отдам тебе мою кровать и спи в ней.

Лотта (после паузы). У твоего лица нет выраженья, ему выраженья не хватает.

Мегги. Это не шутка.

Лотта. Почему же?

Мегги. Чего это у меня на лице не хватает?

Лотта. Я слишком устала, чтобы сочинять эпиграммы.

Мегги. Жаль. Да это и не просто — сочинять.

Лотта (делает последнюю попытку). Угадай, кто это? Полтора на полтора, кожа дряблая бела, морда — блин, прическа — пакля, совесть жиром заплыла. Кто это?

Мегги. Я?

Лотта. Да.

Мегги. У тебя не все дома!

Пожилой мужчина возвращается домой из химчистки с тремя чистыми рубашками. Он открывает дверь, Лотта прошла в дом вслед за ним. Она прижалась лицом к стеклянной двери изнутри и косит глазами на домофон.

Лахудра, рвань, бесстыжая, гадина, проходимка! (После паузы.) Лотта-Котта? Лотта?

Домофон молчит. Слева появляется Женщина со своим мужем-Турком. Она поддерживает его под руку. Против стеклянной двери турок стал как вкопанный, повернулся и что-то выкрикивает. Он громко произносит односложные немецкие слова: «байс», «тюр». В его устах они звучат как слова приказа. Лотта смотрит на обоих через стекло. Прерываясь для отдыха, Турок продолжает выкрикивать: «шайс», «мах», «бир». Тогда женщина отошла от Турка в сторону и наблюдает за ним как за посторонним. Лотта выходит из дома, нажимает на кнопку звонка, в то же время непрерывно смотрит за обоими…

Да?

Лотта. Это я.

Мегги. О, Лотта, я уж думала, ты ушла.

Лотта. Нет, я еще здесь.

Мегги. Ну, поднимайся!

Слышен зуммер дверной защелки. Турок продолжает кричать «айне», «вике», «нох», «ванн». Лотта подходит к ним.

Лотта. Что с ним случилось?

Женщина. Сама не знаю.

Лотта. Это ваш муж?

Женщина. Да, но я его боюсь.

Лотта. Нехорошо бояться собственного мужа.

Женщина. В таком состоянии он еще ни разу не был. Орет как резаный.

Лотта. Он перебрал, и все…

Женщина. Какие-то лоботрясы накачали его. Пропусти стаканчик, опрокинь еще один… Я-то послала его за сигаретами, а он не идет назад и не идет. Не переносит алкоголя, никак.

Женщины смотрят на пьяного, который монотонно повторяет: «шайс», «фриц», «фут», «хос», «нике», «комм». Из домофона слышен голос: «Лотта, Лотта-Котта…».