Он тихо рассмеялся.

– Я начал собирать автоматы для этих безмозглых монахов. Игрушки в саду, чтобы они глазели на них. Создал этот огненный порошок. Мастерил духовые ружья, стреляющие с помощью одного лишь воздуха, певчих птичек из металла… Все, лишь бы не думать о ней. И наконец, когда сумасшествие едва меня не уничтожило, меня осенила спасительная мысль! Я создал себе новую Аврору. По памяти собрал автомат, похожий на Элизабет, точно близнец!

Виргилиус медленно покачал головой в такт музыке, потом стал притопывать ногами. В конце концов горбатый часовщик пустился, прихрамывая, по комнате, взял куклу за руки и закружился с ней, словно в придворном танце.

– Раз, два, три, раз, два, три… – приговаривал он в ритм.

Симон между тем чувствовал, как онемение и вправду начало постепенно ослабевать. Если напрячься, получалось даже пошевелить несколькими пальцами. Он украдкой напрягал мышцы, надеясь, что Виргилиус ничего не заметит.

Когда автомат замедлился и музыка наконец смолкла, часовщик церемонно поклонился перед Авророй и тяжело вздохнул.

– Знаю, Элизабет, – отмахнулся он. – Это маскарад, и не более того. Говоришь, что ты мертва? И разумеется, этот хитрый цирюльник тоже об этом знает… Но сказать тебе, чего он не знает?

Он подмигнул Симону. Лекарю между тем удалось пошевелить правой рукой.

– Он не знает, что мы нашли средство, способное тебя оживить! – заговорщицки прошептал Виргилиус. – Это меня уродливый аптекарь надоумил. Молнии! Да, молнии! Еще в древних книгах писали, что это перст Божий. Я долго искал силу, способную вдохнуть в тебя жизнь. И наконец-то, наконец-то я его нашел!

Виргилиус закрыл глаза и молитвенно сложил руки.

– Что ты сказала, Элизабет? – возвысил он голос. – Этот глупый аптекарь не продумал всего? Чтобы тебя оживить, нужно еще кое-что?

Виргилиус склонил голову набок, словно внимательно прислушивался к словам возлюбленной.

– Следует раскрыть цирюльнику величайшую нашу тайну? – Он истерически захихикал. – Потому что он все равно никому уже не расскажет? Да, ты права.

Напустив на себя важности, Виргилиус проковылял в левую часть комнаты. Симон между тем смог повернуть голову настолько, что удалось рассмотреть небольшой алтарь в углу. На нем стоял только стакан с позолоченным ободом, и внутри лежали три маленьких коричневатых кругляшка.

«Три святые облатки! – пронеслось в голове у Симона. – Он и в самом деле вынул их из дароносицы и принес сюда!»

– Я смотрел на тучи, милая Аврора, – сказал Виргилиус и кончиками пальцев вынул одну за другой облатки из стакана. – Погода сегодня более чем подходящая. Сразу после праздника, это хороший знак! Этой ночью вера и наука сольются наконец воедино… – Он бросил на неподвижную возлюбленную тоскливый и вместе с тем грустный взгляд. – И ты вернешься к живым. Ожидание закончится.

Виргилиус раскрошил облатки в порошок, и тот мелкой пылью посыпался в стакан.

Грозовые тучи черными глыбами сгущались над Аммерзее. Они надвигались с запада, заволокли небо над озером и уже тянули свои темные лапы к монастырю. Было только шесть часов вечера, но гору окутала тьма, и жизнь вокруг замерла. Птицы спрятались среди веток, лисы и барсуки забрались в норы, и даже волки поджали хвосты и прижались друг к другу, словно могли в стае легче пережить ненастье.

Высоко в небе засверкали первые молнии и осветили выросшие уже до размеров башен тучи. Ничего не тревожило водную гладь, но на берег начали накатывать небольшие волны и стали резко набирать силу. Со стороны Пайсенберга налетел ветер, принеся прохладный воздух, на вкус столь отличный от дневного зноя. Деревья закачались, застонали и заскрипели. Могучие стволы пережили немало ненастий, но это обещало быть особенно разрушительным.

Таким, о котором люди будут вспоминать еще очень долго.

В тишине, предваряющей бурю, прогремел первый гром, такой мощный, словно мир разорвался на части. Он прокатился над лесом, пробился сквозь заросли и ударил в стены монастыря.

И хлынул дождь.

Граф Леопольд фон Вартенберг с гордым видом стоял на лестнице старого подвала и наблюдал, как его солдаты связывали перепуганных монахов. Когда стражники шагнули к палачу и его дочери, граф поднял руку и недоверчиво уставился на Куизля.

– Сначала я подумал, что эти мошенники подыскали себе дешевых помощников, – проговорил он тихо, словно самому себе. – Но теперь мне вспомнилось, что этот бургомистр из Шонгау только сегодня жаловался, какой назойливый у него палач. Он, мол, несмотря на свое низкое происхождение, явился на Святую гору. Этого человека, вероятно, застали в кельях монастыря, а сегодня в полдень он сбросил с обрыва одного из охотников… – Граф вскинул правую бровь и смерил Куизля взглядом. – Судя по описанию, возможно, что это и есть тот самый палач. Это так?