Шрифт:
12-я рота подпоручика Чоглокова занимала оборону в центре Сосненских укреплений вместе с еще двумя ротами полка и ротой ополчения. Оказавшись в офицерской землянке, Чоглоков прилег отдохнуть и, едва прикрыв глаза, тут же уснул. Вымотался за день, проверяя чертовы респираторы. Выяснилось, что больше чем у половины солдат их почему-то нет. Пока пропесочивал унтеров, пока пополнял запасы и снова проверял, так и не сомкнул глаз до глубокой ночи. И то успел укомплектовать лишь небольшую часть роты. Ничего, завтра наверстает…
– Ваше благородие… Господин подпоручик… – ворвалось в мозг чье-то противное бормотание, разгоняя сон.
О-о, этот голос ни с чьим другим не спутаешь. Преследует едва ли не с первых дней войны. С тех пор как взял в ординарцы этого злодея Черникова. В роте все зовут его Тимашок, поскольку имя у солдата Тимоха. К прозвищу настолько привыкли, что и фамилия уже с трудом вспоминается.
– Ну же, ваше благородие. Проснитесь уже.
Глаза упрямо не хотели открываться, словно веки кто склеил. Оно и понятно – лег поздно. Пока с респираторами разбирался, потом разведчиков отправлял и обходил дозоры… Думал, дождется донесения от разведки, потом и на боковую можно. Но не дождался. Сон сморил.
– Чего тебе, Тимашок? Наряд вне очереди? – пробурчал Чоглоков, даже не повернув головы.
– Никак нет, ваше благородие. Сами ж просили разбудить, когда разведчики вернутся.
Голос Черникова звучал где-то далеко-далеко и уплывал, растворяясь в сладкой неге.
– Ну? – еле выдавил офицер, балансируя между миром грез и реальностью, готовый в любой момент уйти от этой границы обратно, в небытие.
– Дык эта, вернулись они, осмелюсь доложить.
– Что ж ты сразу-то…
Рывком вынырнув из цепких лап Морфея, подпоручик подскочил на лежаке, быстро намотал портянки и натянул сапоги. Уже закидывая портупею на погоны, бросил ординарцу:
– Чего стоишь как вкопанный? Разведчики где?
– Дык эта… Их господин прапорщик в крепость с донесением услали.
Портупея упала на лежак, гулко стукнув тяжелой кобурой о доски. Чего это Федотову взбрело в голову разведчиков усталых туда-сюда гонять, вместо того чтобы дать им отоспаться? Не иначе разнюхали что-то важное.
– Прапорщика ко мне. Бегом!
– Есть! – Тимашок пулей выскочил из землянки.
Присев на край лежака, Чоглоков растер лицо ладонями, прогоняя прилипчивую дрему. Осовец уже полгода держится – пришла мысль. Полгода вместо двух суток, о которых просило командование, когда на головы защитников сплошным дождем сыпали немецкие снаряды и бомбы. Вот ведь, даже свои генералы не думали, что крепость выстоит. Будет ли сегодняшний день последним? Сколько раз подпоручик задавался таким вопросом. Но дни проходят, а он все еще здесь. Живой. И крепость по-прежнему не сдана.
Федотов пришел быстро. Ворвался в землянку, волоча за собой клочья предрассветного тумана. Сразу заговорил:
– Прошу прощения, не хотел вас будить. Вы же только легли.
– Ничего, Валентин… Что разведка?
– На передовой у немцев непонятное оживление. Устанавливают какие-то странные орудия. Во второй линии траншей скопление живой силы.
– Думаете, атака будет?
– Так точно.
Снова пришлось браться за портупею.
– Что ж, посмотрим. Поднимайте роту.
– Уже, – на мальчишеском лице прапорщика появилась по-детски задорная улыбка. – И вестовых к соседям отправил.
Хороший парень. Быть ему отличным офицером. Сам из семьи потомственных военных, наверняка до генерала дослужится. Если, конечно, не убьют. Не то что Чоглоков. Окончил медицинское училище, а в армию пошел, только чтобы своим дальнейшим образованием не обременять и без того скудный семейный бюджет. Впрочем, все делается к лучшему. Остался бы фельдшерить на гражданской службе, на войну призвали бы каким-нибудь медиком в Красный Крест. А так он сейчас офицер, командир пехотной роты. Каковым, наверно, и останется… Хм, причем независимо от того, убьют его или нет…
Солдаты передвигались по траншее, заряжали винтовки, укладывая их на бруствер, сонно терли глаза и позевывали. Унтеры подгоняли свои отделения, отдавая короткие команды, иногда щедро приправленные острыми матерками. Неприлично, конечно, зато рядовых это бодрило. Они сразу просыпались и без лишних слов занимали отведенную позицию. Свое дело унтеры знали туго. В этом на них можно было положиться.
Вместе с Федотовым проверили пулеметный расчет и вернулись к НП.
– Ни хрена не видать, – подал голос Тимашок, тенью следовавший за офицерами.
Ординарец успешно заменял все виды связи, которая из-за постоянной бомбежки давно стала непозволительной роскошью. Его, будь на то причина, можно спокойно отправить с докладом хоть в Осовец, хоть в Белосток, хоть к черту на рога, твердо зная, что переданные через Тимашка сведения обязательно попадут к адресату. Еще и ответ притащит. К тому же мужик он глазастый. На большом расстоянии различит все, что угодно, чего другим и увидеть-то не дано. Если уж Тимашок сказал, что «ни хрена не видно», значит, так оно и есть.