Кассиль Лев Абрамович
Шрифт:
– Ай-я-яй, Антон Михайлович, со всеми пили, а с нами? Стыдно!..
– Да я не могу больше, – отнекивался Антон.
– Ну да, рассказывайте, такой богатырь! Бросьте скромничать. Что для вас эта стопочка?
Антон вдруг стал очень громко говорить. Ему казалось, что все где-то очень далеко, плохо слышат его. Почему-то он очутился с Ладой в передней. Очевидно, их снесло сюда во время танца. Лада показалась ему необычайно красивой. Он вспомнил Настю и с обиды, со зла поцеловал Ладу.
– Сумасшедший!.. – сказала она и, передохнув, прижалась лбом к его плечу.
Между тем Дима, несколько уязвленный тем, что сегодня он оказался на втором плане, придумал сыграть с Антоном шутку. Антону дали в руки половую щетку. Дима влез на стол. В руках у него была миска с водой.
– Сможешь удержать? – спросил он Антона.
– Об чем разговор!
Миску прижали щеткой к потолку. Щетку вручили Антону. Антон крепко держал ее. Дима спрыгнул со стола и отставил его к стенке.
– Ну, вот и стой теперь так! – воскликнул Дима при общем восторге.
И все стали уходить. А Антон остался посередине комнаты со щеткой. Это была старая испытанная шутка. Уйти невозможно – миска упадет, разобьется. Но Дима забыл, что имеет дело с лучшим вратарем страны. Антон легко выбил щетку, отскочил и поймал миску вытянутыми вперед руками. Он почти не расплескал воды.
Но тут обида подступила к горлу вместе с тошнотой. Он подошел к Диме и поставил ему миску на голову. Димочка в ужасе присел. Миска покачнулась, облила ему брюки. По паркету растеклась лужа. Бибишка подбежала, понюхала и, поджав хвост, заползла на всякий случай под диван: «Я, мол, тут ни при чем, но иди доказывай потом, когда ткнут носом да еще выдерут…»
Но Антону теперь уже на все было наплевать…
– Бей! – закричал он и стал в дверях, распахнув обе половинки. Лада пустила в него диванной подушкой. В него полетели апельсины, в него метали коробками из-под тортов, шляпами. Он ловил без промаха. Всех объяло какое-то беснование. Потом Антон совсем разошелся. Стал показывать свою силу, согнул ключ, поднял шкаф с книгами, закружил Марию Дементьевну и подхватил ее на руки.
– Надорветесь! – кричала Мария Дементьевна. – Надорветесь! Меня с тысяча девятьсот одиннадцатого года никто поднять не мог.
Она была действительно очень тяжела. Антон посадил ее на диван и шагнул к профессорше Мегаловой.
– Вы с ума сошли! – закричала профессорша, взлетая, руками одергивая юбку и ловя свалившееся с носа пенсне. – Ксенофонт!..
– Молодой человек! – сказал Мегалов, животом надвигаясь на Кандидова.
– По-о-озволь! – кричал Кандидов.
– Я не позволю! – лепетал профессор.
– По-о-озволь!.. Это чья? Примай под расписку! – И Антон сдал на руки профессору его супругу, едва не уронив ее на пол.
– Ты немножко воздержись! – громко сказал ему на ухо Цветочкин. – Неудобно…
– Иди ты!..
– Антон Михайлович… – увещевал его Ласмин.
Антон так стиснул юриста, что у бедного Валерьяна Николаевича потемнело в глазах.
– И-эх, гуляй! Полный ход, грузи, давай не задерживай!.. Не подходи, зашибу!..
И Антон куролесил так, что Лада побежала звонить Карасику:
– Послушайте, Карасик, ваш этот приятель… напился тут. Утихомирьте его, ради бога!
Карасик всполошился.
– Антон там натворил что-то, – сказал он и побежал.
Токарцевы жили поблизости от завода. Через несколько минут Карасик уже входил в квартиру Токарцевых. Ему открыла домработница Липа.
– Ваш-то здоровущий, – сказала она с осуждением, – какое безобразие себе позволяет! Скандальничает.
Волнуясь и для чего-то надвинув на лоб свою верную шляпу, Карасик вошел в гостиную. Антон бушевал у рояля в ворохе диванных подушек. Одна щека у него была в кармине, галстук вылез из-под воротника.
– А, Карась! – закричал он суетясь. – А ну, подойди сюда, рыбка, выпьем.
Карасик медленно и молча шел на него. Антон качался:
– Ты чего это?.. Ну подходи, ну…
Карасик приблизился почти вплотную. Антон протянул руку, чтобы сграбастать его. Но тут произошло нечто неожиданное.
– Добрый вечер, Антон, – негромко сказал Карасик, почтительно сняв свою смешную шляпу. – Сядь! Успокойся, и пойдем.
И Карасик, встав на цыпочки, крепко взял Антона за плечи.
Антон сел. Он сделал легкое движение, и литые его плечи ушли из пальцев Карасика. Но тут ему стало дурно, он скис. Шляпа Карасика валялась на полу. Карасик взглянул на Антона, и ему стало жаль друга. Бледный, испачканный кармином, опоганенный, обвисший, сидел Антон. Карасик с бешеным отвращением оглядел гостей. Они перепуганно жались у дверей.