Стихотворения и поэмы
вернуться

Рыльский Максим Фаддеевич
Шрифт:

130. «Анемоном фиолетовым…»

Анемоном фиолетовым Я любуюсь, как во сне… Не удастся нынче это вам — Опечалить сердце мне. Надоели разговорами, Вот запеть бы я не прочь… Всколыхнулась над просторами Синью шелковою ночь. Сад весенний распускается, Вся черемуха в цвету,— Сам деструктор не решается Тронуть эту красоту. Тени длинные, неясные Роща на землю кладет, Парусами светло-красными Зацветает небосвод. <1928>

131. «Не смыть всем аравийским ароматам…»

Не смыть всем аравийским ароматам Того, что прозвучало ранним утром, Что музыкою зацвело в душе… Холодный ветер, ударяйся в стекла, Стоните, тополя, рыдайте, вербы, — А я плыву лазурною рекою, И, словно парусами, надо мною Ключ лебединый крыльями звенит. <1928>

132. НОВЫЙ ХЛЕВ

Пахучей пылью всё полно кругом, Осыпаны мукою бревна, доски, И голоса людей — как отголоски Воды, бормочущей под колесом. Зерно несут спокойно, чередом, Мечтательно — и нет конца подноске. И шутке — хоть и с перцем, но не плоской — Все отвечают сдержанным смешком. Да, новый хлеб!.. Сегодня мы богаты, Поправились… А что, когда б, на грех, Дожди пошли? Полег бы хлеб несжатый. Ну, обошлось. От хаты и до хаты Всесильный хлеб, желанный гость для всех, Струит свои живые ароматы. <1928>

133. КУДА ГЛАЗА ГЛЯДЯТ

Еще малыш — с отцом по лесу, вдоль прогалин, Я шел тропинкою (куда глаза глядят). Казался ледяным простор небес на взгляд, И, как живые, в нем листочки трепетали. Как дружно за руки друг друга мы держали, Как бледный горизонт, чуть холодком объят, Нам предвещал в пути часов счастливых ряд! Какое кружево сплетали ветви в дали! И я не знал тогда, что над отцовским лбом, Как черный коршун, смерть взмахнет своим крылом И, когти выпустив, прокаркает разлуку… Зачем, зачем тогда не вышел я на бой? Зачем не стиснул я ребяческой рукой Горячую его, натруженную руку? <1928>

134. СДВОЕННАЯ ЛИРИКА

Земля волненье укротила, Затихло море. На камнях Осела пена. И ветрила Не мчались в сумрачных волнах. И ты сказала: «Как чудесно На свете жить! (Совсем Олесь!)» А я в лазури поднебесной Летел мечтою вечер весь К Десне, что моет корни вязов, Ребят несет под всплеск и шум, И мудрым усыпляет разум, И глупым людям дарит ум, К тем ласточкам, что день осенний Кроили крыльями в тиши, К завечеревшему селенью, К беседе, сладкой для души. А море стыло. Не играли В волнах дельфины. Взор лишь твой Да волн темнеющие дали Мне предвещали непокой. 23 февраля 1928

135. «Кто храмы для богов, из мрамора чертоги…»

Кто храмы для богов, из мрамора чертоги Возводит богачам, в прикрасах изощрен, Иль безупречною гармонией колонн Пленить умеет вкус, взыскательный и строгий, — А я под буками, где сходятся дороги, Взяв простоту себе в единственный закон, Лачужку вылепил, — и, словно долгий сон, Текут года мои, размеренно-убоги. Но не скуплюсь ничуть я для гостей — и вот Всё то, что на земле возделанной растет, К весне посажено, до крохотной былинки. И козы водятся, и слово я даю: Вкуснее сыра нет у нас во всем краю, А слова доброго не купишь ты на рынке! 26 февраля 1928

136. ПОЭТ

Напрасно музыка далекая струится, Довольно торжища, не надо больше вин. Он слышит — рядом с ним суровый властелин, И разговор немой в суровом зале мнится. Еще мгновение — и выкрадут царицу. И встанут воины на вызов, как один, С орлиным клекотом, — и над золой руин И побежденные и кони станут биться. Старейшин соберет Агамемнон в своей Палатке золотой. И головы вождей На головы богов разгневанных похожи, И гнев их справедлив. Но кто подымет лук, Кому сразить того, кто на богатом ложе Из рук Елены пил, из розоперстых рук? 26 февраля 1928

137. КОНИ

Напившись из ручья прозрачнее стекла, Они идут домой под оклики пастушьи, И чуткие торчат у первогодков уши… Минута — и табун помчится как стрела. А ночь спускается. Сиреневая мгла Окутывает степь, голубит, нежит души, И пятна облаков разбрызганною тушью Покрыли горизонт, где даль еще светла. Идут усталые, притихшею гурьбою. Пора и ко дворам. И лишь молодняку Не надо ни овса, ни стойла, ни покоя. Досадует пастух — и любо старику: «Малы еще, глупы! Всё б им скакать, брыкаясь!..» А ветер гладит их, как мать детей лаская. 26 февраля 1928