Стихотворения и поэмы
вернуться

Рыльский Максим Фаддеевич
Шрифт:
2
Нет, без артистов и жонглеров Затянет тиной наши дни!.. Сверкая, свет реклам на город Льет поэтичные огни: Взблеснут — и гаснут на мгновенье… Сплетенье улиц — в их огнях, И оживают павших тени На запыленных витражах. Экран мельканием слепящим В толпу марионеток шлет Тех, что в пустыне путник спящий В сны одинокие зовет. Друзья чужими стали вроде, Чужой меня родным назвал… Погибнем мы на повороте, Не одолевши перевал. Все, кто, до боли стиснув зубы, Идут и не бинтуют ран Под несмолкающие трубы И под жестокий барабан, Те, для которых цифра восемь Обводит мерно день за днем, Падут в траву у светлых сосен С непрояснившимся лицом. Как горько, тяжко, как без меры Прекрасно рухнуть у межи, Где пронизали сумрак серый, Звеня, грядущего ножи! Любовь живет, как мир огромный… И в многоликости живет Цвет, Афродите посвященный; Он в новом, вечно обновленный, Всегда по-новому цветет.
3
О кавалеры улочек глухих, Романтики соломенские в клешах! Не та ли боль затаена и в них, Любовь и гнев с огнем не тем же схожи? Протремте же чванливые пенсне, Вглядимся в мир причудливейшей лепки! Жестока жизнь, но смерти не страшней, И потому ее объятья цепки.
4
Число звериное исчислив И точно взвесив на весах Всё, что, плывя пылинкой в высях, Теряется в глухих веках, Наметив строго и сурово Пути в сплетеньях голубых, Ведешь к каким чертогам новым Ты, что красу огня живого Похитил у богов хмельных? И где же, у каких развилин Столкнутся, у каких крестов — Такие три враждебных силы, Как голод, ненависть, любовь? Какими ветками повита, Какою святостью свята, Водою вечною омыта, Для Адониса Афродита Раскроет страстные уста? 12 декабря 1926

106. «Как лес, как мачты радостных флотилий…»

Как лес, как мачты радостных флотилий, Взметнулись руки в темноте глухой. Где сила та, что этой вечной силе Прикажет: стой! Бескровным жилам дайте ток багровый И телу — пламень солнечных лучей! Пусть будет синь, пусть будет гимн сосновый И золотое кружево ветвей! Вот первый день творенья! Разум первый И первый возглас! Первый цвет и зверь! Крепчайте в грозах и морозах, нервы! Живущий, людям верь! 1926

107. «Опять „Тадеуша“ я развернул…»

Опять «Тадеуша» я развернул, Бумагу разложил, окно завесил, — И шляхта вновь шумит передо мною, И снова в романтичной позе Граф, И рог охотничий звучит над бором, Бросая в небо триумфальный клич. И мастеру я удивляюсь вновь, Что править мог уверенной рукою Упрямым панством. В тишине слова Опять звучат, подобно темной меди. Но вот рука безвольно выпускает Перо, — и женский стан в моих глазах Уже встает, подобный ломкой льдинке… И руки тонкие, как два крыла, Приподымаются в порыве робком, И в темных косах первая снежинка Мне говорит про осень и печаль. <1927>

108. «Осенний холодок, над пажитью синея…»

Осенний холодок, над пажитью синея, Раскинул свой шатер широко над землей, И тучные плоды, как вымя Амальтеи, Набухли соками, и луг звенит травой. О, сердце, радостью осенней налитое, О, сила синих жил и мыслей щедрый всход! По свету бы пройти, как солнце золотое, С улыбкою сходя за медный небосвод. Мне не прославиться высокими делами, И в битвах, может быть, я кину меч и щит, — Но верю, что земля вновь зацветет садами, И новый плод зачнет, и новый плод родит! <1927>

109. «Ласточки летают — им летается…»

Ласточки летают — им летается, А Ганнуся любит — ей пора… Как волна зеленая, вздымается По весне Батыева гора. Гнутся клены нежными коленями, В черной туче голубь промелькнет… День-другой — и птицами весенними Мы всплывем в лазурный небосвод. Пусть же кружится Земля, вращается Хоть вкруг лампочки, как встарь, быстра! Ласточки летают — им летается, А Ганнуся плачет — ей пора… <1927>

110. «Больше перцу в слово, больше перцу!..»

«Больше перцу в слово, больше перцу! Нёбо нынче твердое у нас! Ни к чему Гораций да Проперций, — Эра электричества сейчас! Больше перцу в слово, больше перцу! Больше пряностей — и так и сяк!» …А поэт им скромно: «Больше сердца?» …А они: «Ну, вот еще чудак!» <1927>

111. ПЕРЕД ВЕСНОЙ

Слыхали? Жаворонки прилетели! Еще повсюду бурые сугробы, Еще по трактам голодают галки, Еще не часто борозды блестят Лилово-черной, слишком сочной краской И нет еще весны в календаре, Но кузнецу уже работы много: Тот борону большую приволок, Тот возле плуга хитро копошится, И остряков, пожалуй, здесь не меньше, Чем в клубе Английском. Вот-вот трава На выгоне опять зазеленеет! Слыхали? — Скажем, ехали в санях Вы с ярмарки, где пахнет конским потом, Раскрашенными ситцами, и дегтем, И табаком, и радостью людскою, Где каждый врет, торгуется, смеется, Где под возами пьют магарычи,— И вдруг заметили, что в талом небе Рассыпались кругляшки бус цветные И колокольчиков раздался звон? Иль, скажем, шли вы полем на собранье Шумливых членов кооператива, И голову вдруг вскинули — шапчонка Чуть не слетела — и с улыбкой детской Вдруг увидали первых певчих птиц? Иль, скажем, вы рабфаковец упрямый, Из Города прибывший дня на три — Проведать мать, с Матвеем колченогим На современные поспорить темы И в комсомоле навести порядок, — И вот, когда со станции вы шли. Комочек, чуть заметный меж снегов, Зашевелился, будто бы оттаяв, И так запел, что захотелось вдруг Запеть и вам, как никогда не пели! Иль, скажем, девушка вы молодая, И ваши косы ветер теребит, А вы не сердитесь, вы благодарны — Ведь он приносит песню голубую, Возносит сердце в нежные высоты И превращает в песню целый мир!.. На деле жаворонков нет еще, А только так, припомнилось случайно, Что вот и я, промачивая ноги, Проваливаясь меж сугробов взбухших, Готовых к смерти, — часто я спешил Услышать вестников природы новой, Нехитрых жаворонков!.. Сколько снилось, Как верилось и как дышалось — вместе С землею, зверем, с первой свежей почкой! И не было неправды в юных снах. Вот и теперь — зима лежит повсюду, И те, кто знает только Реомюра Да календарь, — принципиально мерзнут, Ругают холод, вновь везут дрова,— А я, хотя и посинел немножко, Кричу, всему и всем наперекор: «Слыхали? Жаворонки прилетели!» 21 февраля 1927