Но уж и откликнулась нам эта податливость в дальнейшем… До сих пор аукается.

25 декабря, в первый день праздника Рождества Христова, «Суворов», а за ним все корабли эскадры, подняли стеньговые флаги.

«После обедни и положенного по уставу парада Адмирал собрал команду на шканцы и с чаркой в руке произнес короткую, но глубоко прочувствованную речь. Она записана в моей памятной книжке почти дословно.

— Дай вам Бог, верой и правдой послужив Родине, в добром здоровье вернуться домой и порадоваться на оставленные там семьи. Нам здесь и в великий праздник приходится служить и работать! Да иной раз и как еще работать!.. Что делать — на то война.

Не мне вас благодарить за службу. И вы, и я — одинаково служим Родине. Мое право, мой долг — только донести Государю, как вы служите, какие вы молодцы, а благодарить будет Он сам, от лица России… Трудное наше дело — далек путь, силен враг… Но помните, что “ВСЯ РОССИЯ С ВЕРОЙ И КРЕПКОЙ НАДЕЖДОЙ ВЗИРАЕТ НА ВАС!”

Помоги нам Бог послужить ей с честью, оправдать ее веру, не обмануть надежды…

А на вас — я надеюсь!.. За нее! За Россию!.. — И резким движением опрокинув в рот чарку, он высоко поднял ее над обнаженной головой.

Адмирал начал свою речь обычным уверенным голосом, но чем дальше говорил, тем заметнее волновался, тем резче звенела в его голосе какая-то непонятная нота — не то слепой веры, не то мрачной решимости отчаяния…

Команда, первоначально чинно собравшаяся на шканцах, всецело поддалась его обаянию. В глубоком молчании, стараясь не шуметь, люди, чтобы лучше слышать и видеть, громоздились на плечи друг друга, как кошки вползали по снастям на мостики, ростры, шлюпки, борта, крыши башен…

Последние слова, произнесенные явно дрогнувшим голосом, были покрыты мощным “Ура!”, заглушившим гром орудийного салюта… Передние ряды едва сдерживали задние… Казалась, вот-вот вся эта лавина тесно сгрудившихся человеческих тел хлынет на Адмирала… В воздухе мелькали фуражки, руки, поднятые как для клятвы, многие крестились, у многих на глазах были слезы, которых не стыдились… И среди стихийного рева (в нарушение устава) резко выделялись отдельные крики:

“Послужим! Не выдадим! Веди! Веди!..”

Долго не могла успокоиться команда. Даже к чарке шли неохотно. Про обед словно забыли…

“Эх! — невольно подумал я, — кабы сейчас да в бой!..”

Увы! Еще целый океан отделял нас от неприятеля…»{183}

Надо сказать, что беспокоился Владимир Семенов напрасно: 14 мая 1905 года экипаж эскадренного броненосца «Суворов» послужил! И не выдал!

«Суворов» повел эскадру дальше. Шли медленно. Точных карт этого района не было. Рифы и мели были помечены на картах: «неточно», «сомнительно». С носа броненосца постоянно замеряли глубину. Сигнальщики на мостиках и марсах следили за морем и горизонтом.

С первыми лучами рассвета 27 декабря эскадра начала входить в Носси-Бе. На «Суворове», приветствуя отряд контр-адмирала Фелькерзама, грянул марш, раздались залпы артиллерийского салюта. Уже смертельно больной Фелькерзам прибыл на «Суворов» и сердечно расцеловался с Рожественским под крики «Ура!» построенных экипажей.

Половина труднейшего, беспрецедентного плавания завершилась. Огромная эскадра, не потеряв ни одного корабля, сосредоточилась в Носси-Бе.

Хеллвилль

Раньше броненосцев утром 25 декабря в Носси-Бе пришел крейсер «Аврора», вместе с 1-м отрядом совершивший беспримерный поход вокруг Африки и в 11-балльный шторм обогнувший мыс Доброй Надежды. Командир крейсера каперанг Егорьев записал в своем дневнике:

«На рейде застали отряд адмирала Фелькерзама с множеством транспортов… Другой половине нашей эскадры и новым впечатлениям мы, конечно, сильно обрадовались…

Броненосцы с адмиралом Рожественским прибыли к нам 27 декабря. Военные суда наши почти незаметны, так как теряются в огромном числе транспортных судов. В общем, если исключить четыре однотипных броненосца, преобладает удивительная разнотипность. Каждое судно составляет положительно unicum, годный для сохранения в музеях в назидание потомкам: “Алмаз”, “Светлана”, “Жемчуг”, “Аврора”, “Донской”, “Наварин”, “Сисой” и “Нахимов”.

Однотипные семь миноносцев, которые уже успели износиться в прошлом году в походе в Порт-Артур, ныне после ремонта в Кронштадтском порту снова пришли в такое состояние, что вряд ли кто из них дойдет до неприятеля.

Присоединились еще к нам гиганты-немцы: “Урал”, “Терек” и “Кубань” — будущие разведчики, лучшие ходоки нашей эскадры и громаднейшие щиты для японских артиллеристов. Попадания в них будут сразу же видны японцам, так как после первого произойдет огромнейший пожар, несмотря на какую-то шарлатанскую огнестойкую жидкость, которой пропитывалось дерево.

Два негодных парохода “Малайя” и “Князь Горчаков” отправляются обратно с негодным людским товаром. Транспортов масса, и корабли нашей эскадры похожи на конвойных большого верблюжьего каравана…