— Прости, отец, — продолжал тот, — я спешил к тебе, но вот она, — он указал на жену, — она меня задержала...

Это была неправда, но Роман был уверен, что жена не станет уличать его во лжи.

Берта-Евдокия покорно опустила голову, как будто готовая принять на себя всё, только бы избавить от упрёка своего мужа.

— Но, быть может, — продолжал Роман, — возможно ознакомить меня с тем, о чём вы говорили без меня.

— Пусть это сделает Феофилакт! — сказал Константин. — Дело, которое собрало здесь нас, очень важное...

Славянский князь Святослав буквально не давал покоя Византии. Он разбивал то и дело византийских полководцев, вместо того чтобы дружить с ними и отвлекать на себя болгар.

Одну за другой занимал он области, которые чаще всего беспощадно предавал огню и мечу, и византийцы не могли откупиться от него никакой данью.

Этот северный завоеватель был не похож на своих предшественников.

Патриарх подробно осветил положения дела.

— Неужели же у этого северного варвара, — возбуждённо воскликнул наследник византийского престола, — нет семьи, которая привязывала бы его к дому? Ведь нельзя же бродить, как он, целую жизнь и только делать, что проливать кровь!

— У него есть жёны, — пояснил Константин, — эти северные варвары допускают многожёнство. Есть и дети, но семья не сдерживает его.

— Стало быть, он никого не любит? — воскликнул Роман.

— Нет, любит! — серьёзно произнёс Феофилакт.

— Кого?

— Не человека, не людей только...

— Что же?

— Войну?

— И только?

— Феофилакт прав, — вздохнул Константин, — это видно по всему...

Перед глазами Романа пронёсся образ красавицы Анастасии.

Он вздохнул и сказал:

— Если бы нашлась женщина, которую этот варвар полюбил, неужели он ради неё не привязался бы к покою мирной жизни?

Константин грустно покачал головой.

— Если бы ты, Роман, — сказал он, — пришёл раньше, то тебе было бы известно, что славянский вождь никого и ничего, кроме войны и набегов, не любит.

Феофилакт молчал.

— Что же ты, святейший? — обратился к нему император. — Мы ждём твоего мудрого совета, а ты молчишь...

Патриарх взглянул на Константина и сказал:

— Я знаю средство обуздать Святослава!

— Ты знаешь, святейший, и молчишь? — с упрёком произнёс Порфирогенет.

— Да, я ждал, что скажете вы...

— Но что же это за средство? — прервал его Роман. — Я не слыхал предшествующей беседы, но догадываюсь о нём.

— Назови его?

— Смерть?

— Нет!

— Что же?

— Любовь!

Роман разочарованно махнул рукой.

— Мы только что толковали об этом, — сказал он, — разве ты не слыхал, святейший? Даже из того, что тобой было сказано, видно, что этот варвар никого не любит...

— Нет, он любит!

— Кого?

— Мать!

Константин и Роман переглянулись. Елена торжествующе засмеялась.

— Как же вы, в самом деле, не подумали об этом? — воскликнула она.

— Нет, это не принесёт пользы Византии! — с грустью сказал Константин.

— Почему ты так думаешь? — коротко спросил Феофилакт.

— Мать Святослава, Ольга, — язычница. Она отличается свирепостью, пожалуй, большею, чем её сын...

— Ты говоришь, она язычница? — опять спросил патриарх.

— Да, это и тебе ведомо, святейший.

— И я знаю! Но кто может помешать стать ей христианкой?

— Ты думаешь, святейший, это возможно?

— Для Господа нет невозможного. Я же, недостойный раб Господа, верую, что Господь не оставит Византии...

— Но ведь мало веровать, нужно знать!

— Я и знаю... Я получил известие, что киевская княгиня Ольга весьма склонна к принятию христианства.

— Святейший! — воскликнул император. — Ты спасаешь Византию от многих бедствий!

— Я тут ни при чём! — скромно ответил тот. — Всё в руце Божией. Так вот, благочестивые друзья мои, видите вы сами, когда казалось, что всё потеряно, Господь указывает нам средство. Но этого мало. Он, Всемогущий, слагает обстоятельства так, что мы и теперь уже можем быть уверены в успехе, если только сами к общему великому делу приложим свои ум и труд.

— Аминь! — воскликнула Елена. — Да будет так, как говорит великий патриарх!

На мгновение все смолкли, потом Елена с прежней, свойственной ей пылкостью, продолжала: