— Новый Рим видел щит славянского вождя на своих воротах.

— И не стал от этого менее великолепен...

Константин немного помолчал и прибавил:

— Потом на нашей памяти славяне приходили к Византии и были отражены... Твой отец и твои братья, если бы были живы, могли бы рассказать тебе, Елена, как это случилось... Верь, небо хранит нас и Византию от этих варваров.

Молчавший дотоле патриарх вздохнул и тихо проговорил:

— Да, Господь был милостив к нашему городу, но это не значит, что мы сами не должны позаботится о своей собственной безопасности...

— И ты против меня, Феофилакт! — воскликнул Константин.

— О, нет, император! — покачал головой патриарх. — Я только думал, что постоянно ждать небесной помощи это значит только искушать Господа. Человеку дана свободная воля и разум, и небесная помощь придёт к нему лишь тогда, когда у него не останется никаких сил для ограждения себя от опасности.

— Но что же мы должны предпринять? — воскликнул Порфирогенет. — Послать на славян наши войска? Но они заняты болгарами с одной стороны и арабами с другой... Вспомните, нам постоянно грозит опасность от болгар. Наш славный Никифор Фока оберегает наши границы от арабов... Если мы пошлём войска на славян, то нам не с чем будет обороняться от других варваров.

— Посылать войска за Понт не нужно! — многозначительно произнесла императрица.

— Тогда о чём же мы говорим?

— Нужно, чтобы славяне обратились в друзей наших, и тогда они сами будут оберегать Византию от варваров.

— Ты так говоришь, Елена, но разве это возможно?

— Возможно, Константин.

— Не вижу этого...

— Ты слишком занят своими учёными трудами.

— Да, я теперь пишу для нашего сына Романа книгу: «Об управлении империей»...

Елена посмотрела на своего супруга так, как будто хотела сказать: «Ты пишешь об управлении империей, а сам не умеешь ею управлять».

— Твоя книга, Константин, — сказала она, — будет интересна, и ты приобретёшь себе её славу, но...

Елена остановилась, потом вдруг, словно повинуясь внезапно овладевшему ею порыву, выпрямилась во весь свой рост, её лицо запылало.

— Но Константин, не такой я славы хочу для тебя... Не славы учёного... Ты должен исполнить другое...

— Что, Елена? — тревожно спросил император.

— Ты должен стать просветителем могучего народа за Понтом...

— Не славян ли?

— Да, Константин, славян... Они погибают теперь во тьме язычества, тебе они должны быть обязаны, если от языческой тьмы перейдут к великому свету Христа... Не всё же отдавать старому Риму, в особенности после той распри, которая началась при Фотие. Славяне, как и болгары, должны стать единоверными Византии, и мы тогда всегда найдём в них не врагов, а верных союзников.

— Елена права, Константин, — тихо заметил Феофилакт, — но она не хочет тебя огорчать и недосказывает до конца всего...

— Недосказывает?

— Да... Византии грозит опасность со стороны запонтийских варваров.

— Славяне опять поднимаются на Византию?

— Пока ещё нет, но пройдёт немного времени, и они несомненно явятся сюда...

— Ты думаешь, святейший?

— Уверен....

— Поведай же мне, святейший, в чём эта опасность?

— Да, да, Феофилакт, — воскликнула Елена, — говори, говори скорее все!

Патриарх не успел начать своего сообщения, как в покое появились новые лица.

Это был сын Порфирогенета и наследник престола Роман и его супруга Берта-Евдокия. Берта была дочь короля Прованса — Гула и стала женой Романа не по влечению сердца, а потому, что её отцу льстил родственный союз с монархом огромной Восточно-Римской империи. Она вышла замуж за наследника византийского престола, когда тот ещё был отроком. У неё была неизлечимая болезнь; Берта знала об этом, знала также и о том, что придворные только и ждут её смерти, чтобы женить Романа на красавице Анастасии.

Однако Роман, зная, что его супруге жить недолго, относился к ней с уважением, и на совещаниях Берта всегда занимала с ним рядом место.

— Вы опоздали, Роман! — с неудовольствием воскликнул Константин. — Ты видишь, мы вынуждены были начать наше совещание без тебя.

— Прости, отец! — воскликнул наследник.

Мать с тревогой смотрела на него. Он казался возбуждённым, глаза его горели, на щеках, обыкновенно бледных, разливался румянец.

Елена, хорошо знавшая, какую жизнь ведёт её сын, обеспокоилась. Константин ничего не заметил и ждал, что ответит ему Роман.