Вдругъ насъ поразилъ необыкновенный, счастливый, блый весенній запахъ. Саша побжалъ въ лсъ и сорвалъ вишневыхъ цвтовъ, но они почти не пахли; съ обихъ сторонъ были видны зеленыя деревья и кусты безъ цвта. Сладкой одурвающій запахъ все усиливался и усиливался. Пройдя сотню шаговъ, съ правой стороны кусты открылись, и покатая, огромная, блозеленая долина съ нсколькими разбросанными на ней домиками открылась передъ нами.

Саша побжалъ на лугъ рвать обими руками блыя нарцисы [107] и принесъ мн огромный, невыносимо пахучій букетъ, но съ свойственной дтямъ разрушительной жадностью, побжалъ еще топтать и рвать чудные молодые сочные цвты, которые такъ нравились ему. —

<Странная грустная вещь — всегда несогласуемое противорчіе во всхъ стремленіяхъ человка, но жизнь какъ-то странно по своему соединяетъ вс эти стремленія, и изъ всего этаго выходитъ что-то такое неконченное, не то дурное, не то хорошее, грустное, жизненное. Всегда полезное противуположно прекрасному. Цивилизація исключаетъ поэзію. — Полей съ нарцизами уже остается мало, потому что скотина не любитъ ихъ въ сн>.

Avants состоитъ изъ десятка швейцарскихъ домиковъ, разбросанныхъ у подошвы Jaman, передъ началомъ глубокаго заросшаго оврага, который идетъ до самаго Монтрё, на широкой просторной зеленой полян, буквально усянной нарцисами. Кругомъ темныя дубовыя и сосновыя рощи, вверху скалистый зубъ Жаманской, внизу открывается домъ Риги, нсколько шале, и уголокъ синяго далекаго озера и <лощины> [108] , съ изполосанной дорогами, изгородями и Роной долиной Вале. Нсколько потоковъ шумятъ около домовъ. —

Намъ указали гостинницу: это скромный, еще необитаемый пансіонъ. Швейцарка съ зобомъ отнесла наши котомки въ дв чистенькія комнатки, дала кисленькаго вина и накрыла чай на терас. Мальчишки стрляли въ цль изъ арбалета, странствующiй итальянецъ чинилъ посуду передъ однимъ изъ домиковъ. Здоровые швейцарцы, съ голыми по подъмышки грязными руками, укладывали вонючій сыръ, другая старая старушка съ зобомъ, сидя на бревн, вязала чулокъ передъ домомъ, около котораго было два чахлыхъ кусточка розановъ, вотъ все, что мы видли, пройдясь по деревн. Уединенно, бдно, скромно [109] и надъ этимъ всмъ непоколебимая красота зеленыхъ лсистыхъ горъ, синей дали, съ клочкомъ блестящаго озера, и прозрачнаго неба, на которомъ блымъ облачкомъ стоялъ матовой молодой мсяцъ.

Саша побгалъ по деревн, завелъ знакомство съ Итальянцомъ, узналъ, сколько у него дтей и хорошо ли жить въ Милан, придержалъ пальцомъ фонтанъ около дома и запы[ха]вшись вернулся на терасу. Мы напились чаю и разошлись въ свои комнатки. Я слъ было писать, но вспомнивъ о друзьяхъ, съ которыми разстался, мн стало такъ грустно, что я бросилъ и изъ окна перелзъ на терасу. — Все уже было черно кругомъ, мсяцъ свтилъ на просторную поляну, потоки, ненарушаемые дневнымъ шумомъ, равномрно гудли въ глуби оврага, блый запахъ нарцизовъ одурвающе былъ разлитъ въ воздух, сосны и скалы отчетливо рисовались на свтломъ мсячномъ горизонт.

Хозяйка мн сказала, что поля съ нарцизами скверные луга для скотины [110] [1 неразобр.] переводятъ. Неужели такой законъ природы, что полезное противорчитъ прекрасному, цивилизація поэзіи? — пришло мн въ голову. — Зачмъ же эта путаница? Зачмъ несогласуемыя противорчія во всхъ стремленіяхъ человка? — думалъ я, чувствуя въ тоже время какое то сладкое чувство красоты, наполнявшее мн душу. И въ себ я чувствовалъ противорчіе. Впрочемъ вс эти кажущіеся несогласуемыми стремленія жизнь какъ то странно по своему соединяетъ ихъ. И изъ всего этаго выходитъ что-то такое неконченное, не то дурное, не то хорошее, за которое человкъ самъ не знаетъ благодарить или жаловаться. Видно покамста такъ надобно. —

Въ молодости я ршалъ и выбиралъ между двумя противорчіями; теперь я довольствуюсь гармоническимъ колебаніемъ [111] . Это единственное справедливое жизненное чувство. Красота природы всегда порождаетъ его во мн, это чувство не то радости, не то грусти, не то надежды, не то отчаянія, не то боли, не то наслажденія [112] . И когда я дойду до этаго чувства, я останавливаюсь [113] . Я уже знаю его, не пытаюсь развязать узла, а довольствуюсь этимъ колебаніемъ.

Я опять перелзъ въ окно и скоро спокойно заснулъ въ своей маленькой чистенькой комнатк, въ которую до половины пола проникали лучи мсяца.

16/28 Мая. Я проснулся въ 4. Въ окно уже виднлся блдный свтъ утра. Башмаки мои не были принесены, дверь заперта снаружи, я отворилъ окно, перелзъ въ него на терасу.

Свжій воздухъ охватилъ меня и дрожь пробжала по тлу. Потоки также какъ и вчера уединенно и равномрно шумли внизу темнаго сырого оврага, надъ голубымъ озеромъ далеко тянулись туманныя блыя тучки, жаманской скалистой зубъ на верху съ снгомъ, прилпившимся къ нему, отчетливо виднлся на золотисто голубомъ горизонт, разбросанные по горамъ шале казались ближе, на трав и по дорог серебрилась морозная роса. Гд то недалеко ужъ звонили бубенчиками пасущіеся коровы. — Я постучался къ хозяйк. Костлявая съ длинными руками двушка отворила мн дверь, изъ которой пахнуло спаньемъ, и дала башмаки и платье. Я разбудилъ Сашу, онъ укусилъ себя за мизинецъ, чтобы совсмъ проснуться, и черезъ 1/4 часа мы были готовы, заплатили хозяйк что то 4 франка за постели, чай и вино и пустились въ дорогу. —

Широкая вытесанная дорога извиваясь шла въ гору. — Съ права и съ лва все глуше и мрачне становился еловый и сосновый лсъ. Кое гд попадались какъ бы болотца съ блдной растительностью, отъ недавно стаявшаго снга, попадались изгороди, отдлявшія одну горную пастьбу отъ другой, и небольшія полянки на полугорьяхъ, на которыхъ, позванивая подвшанными подъ горло бубенчиками, паслись некрупныя, но сбитыя, красивыя швейцарскія коровы и граціозныя козочки. Даже повернувшись назадъ не было видно веселаго блестящаго озера, все было серьезно, уныло, но не мрачно и мягко. [114] —