— Спасибо, — сказал первый, закончив писать.

— Лучше признавайся и не отнимай у нас время, — напирал второй, отшвырнув окурок в угол кухни.

— Мне добавить больше нечего, — пожал я плечами. — Опросите соседей напротив, может, заметили, кто был здесь до меня.

— Спасибо, — простодушно среагировал первый.

— Без советчиков обойдемся, — злобно рявкнул второй.

— Куда мне теперь? — осведомился я.

— В камеру, — загоготали они дружно.

Это мы тоже проходили. В отделении меня оформили, изъяли вещи из карманов, заставили снять ремень и вынуть шнурки из обуви. На мою просьбу проводить меня к следователю ответили, что тот на выезде, и когда будет — неизвестно, при упоминании адвоката — недоуменно переглянулись, заверив, что имеют полное право держать меня здесь трое суток. После чего, разумеется, я расколюсь, и мне будет предъявлено обвинение в убийстве с отягчающими обстоятельствами.

В камере оказалось трое задержанных с синюшными опойными мордами.

— За что тебя, братан? — сочувственно обратились алкаши ко мне.

Я мило улыбнулся:

— Да так, по мелочи, мужики. Перерезал глотку одному хорошему человеку.

После такого ответа от меня мгновенно отстали. Отныне я был предоставлен самому себе и своим мыслям. Особо глубокие мысли меня не посещали, и я задремал.

Полчаса.

Час.

Два.

Три.

— Галкин, подъем, — разбудил меня конвойный.

Я потер глаза.

— К следователю?

Молчок.

— К адвокату?

Молчок.

— На расстрел?

— Ты еще поумничай.

Мне вернули изъятые у меня вещи в полном соответствии с протоколом и препроводили на выход. От яркого солнца, искрящегося талого снега, струящейся с крыш воды я зажмурился. Какой прекрасный весенний денек, а ты опять, частная ищейка, в полном дерьме! Я уже понял, куда мне направляться дальше. У обочины стоял черный БМВ, принадлежащий, кому бы вы думали, помощнику прокурора Константину Ремизову. Костя предусмотрительно приоткрыл переднюю дверцу, и я сел рядом с ним.

— С освобожденьицем, Женя, — фамильярно обратился он ко мне. По своей давней привычке предложил мне сигареты. «Парламент». Зажигалку. «Зиппо». Коньяк. «Хеннесси». От всего я вежливо отказался.

Блондинистый красавец мужчина не обиделся.

— Все держишь на меня зло, Галкин, — проговорил он приятным глубоким голосом. — Это ты зря. Сколько уж времени прошло. Был бы тогда с нами — жил бы сейчас не хуже меня. В конце концов, наш мэр никого не убивал. А платить всю жизнь за то, что было в прошлом…

— Ты прав, Костя, — ответил я. — За его юношеское слюнтяйство расплачивались другие. А мэр наш действительно ничего, вроде бы даже не связан с криминалом и ворует почти незаметно. Но ведь ты искал со мной встречи совсем не ради этого.

— Правильно, — согласился Ремизов. — Твое дело, то есть дело об убийстве Виктора Евгеньевича Ланенского, взято на контроль городским прокурором, а мне, как его правой руке, поручено возглавить расследование. Я оградил тебя от общения с разной мелкотой вроде следователя и решил пообщаться тет-а-тет. Уверен, это пойдет на пользу и мне и тебе.

Помощник прокурора закурил, заглянул мне в лицо проницательными голубыми глазами. «Он, как и подполковник РУБОПа Вершинин, разыгрывает свою карту», — подумал я.

— Я знаю, что ты выполнял для Ланенского какую-то работу, — заявил Ремизов, сделав лицо бесстрастным и жестким.

Я не ожидал, что у него такая богатая мимика — то белозубый голубоглазый рубаха-парень, то неподкупный, не в меру серьезный слуга закона.

— То, что ты наплел операм из убойного, — чушь. Поиск сбежавшей девки… Может, сейчас дело и обстоит так, но к тому моменту, когда Ланенский нанимал тебя, у них все было на мази. Я считаю, что поручение, которое он тебе дал, как-то связано с налетом на «Миллениум». Иначе и быть не может. Все последние дни Виктор ходил как в воду опущенный, я пытался узнать, в чем дело, но он отмалчивался. Надавливать на него не решался: норов у мужика был — мама не горюй.

— Вы так близко были знакомы? — спросил я, впрочем не удивившись. В прошлом следователь городской прокуратуры, а ныне помощник прокурора якшался со многими богатенькими Буратино.

Надменная улыбка тронула губы Ремизова.

— Наши отношения были исключительно деловыми, — важно ответил Костя. — Хозяйка «Миллениума» — Друзина, а точнее — ее муженек, но управлял торговым домом Ланенский. Деньги там крутятся, нам и не снились, желающих урвать долю, махонький процентик с оборота, больше чем достаточно. Банально говоря, рэкетиров хватало. И не мальчиков в кожанках, а вполне серьезных дядечек при официальной власти. Неужели ты поверил, что противостоять им мог этот спивающийся полковник со своей службой охраны — хиляками и желторотиками? Их дело десятое — пьяного из павильонов вывести или мелкого воришку задержать. С самого основания «Миллениуму» нужна была реальная крыша. И не бандитская, потому что время этих ребят, к счастью, кончилось. Теперь ты понял, Евгений, я и есть представитель этой крыши, а кто самый главный, тебе лучше не знать. И те отморозки, которые совершили налет, перешли дорожку не только чете Друзиных и Ланенскому, но еще и нам. И мы обязаны найти их во что бы то ни стало, иначе доверия к нам никакого.

— А если вы облажаетесь? — спросил я. — Кто займет ваше место?

Ремизов не ответил, и я этому нисколько не удивился.

— Только позавчера Ланенский обратился ко мне, — продолжал рассказывать Константин. — Попросил порекомендовать какого-нибудь частного сыщика для личного дела. Если бы на него напрямую наехали, он бы стал искать помощи у нас. А так… дело явно попахивало шантажом, и он подозревал, что тут задействован кто-то из его близких. Поэтому решил довериться не крыше, а постороннему человеку. Я порекомендовал тебя.