Вместе с подарком я получила и новое наставление: оказывается, в Малайзии я должна была носить его на правой руке, а не на левой, как принято во всем западном мире. Для меня это не имело особого значения, поскольку мой новый перстень совсем не напоминал традиционное обручальное кольцо, что немного меня огорчало. Но, когда я намекнула на свое разочарование Бахрину, тот ответил, что семья косо посмотрит на него, если вместо перстня с бриллиантами он подарит мне простой золотой ободок. Я промолчала, хотя в глубине души и считала, что его семье не должно быть никакого дела до того, что я ношу на пальце, и при выборе обручального кольца вряд ли стоит принимать в расчет чужое мнение.

Из Куала-Лумпура мы отправились в Тренгану, где нам предстояло обсудить все подробности берсандинга – свадебной церемонии, назначенной на Новый год. До этого мы с Бахрином просто официально зарегистрировали наш брак, а теперь, согласно протоколу, должна была состояться настоящая королевская свадьба – пышный и строго расписанный обряд. Прежде всего мы должны были выбрать и утвердить цвет и узор для сонкета – особой шелковой ткани, из которой будут сшиты наши свадебные наряды. Ее изготовление занимает несколько недель, поэтому заказ надо было сделать заранее.

Шофер подвез нас как можно ближе к ткацкой фабрике, но по деревне нам пришлось идти пешком, распугивая по дороге коз и куриц, свободно разгуливающих между банановыми и кокосовыми пальмами. Большой бетонный колодец в центре служил, очевидно, единственным источником воды для живущих здесь десяти или двенадцати семей. Больше всего меня поразило то, что в деревне, со всех сторон окруженной буйным тропическим лесом, не росло ни одного стебелька травы. Дети всех возрастов, босые и оборванные, играли прямо в пыли посреди улицы или в крошечных островках тени под стенами домов. Как и в любой группе детей, среди них имелись и робкие молчуны, и бойкие ребятишки, которые, нисколько не стесняясь, с любопытством рассматривали нас. Быт этой деревни так сильно отличался от образа жизни семьи Бахрина, что я никак не могла оправиться от изумления. Туалетом здесь служили кусты, растущие всего в нескольких метрах от домов, двери кухонь были гостеприимно распахнуты для мух, а о холодильниках здесь, вероятно, никогда не слыхали. Бахрин, судя по всему, находил эту нищету и антисанитарию вполне естественными и нисколько им не удивлялся. Он шел вперед, не глядя по сторонам, высокий и прямой, в своем безупречном костюме, который стоил, вероятно, больше, чем запас продуктов, которого всем жителям хватило бы на месяц.

В здании фабрики – маленьком деревянном домике на сваях, стоящем посреди деревни, – оказалось невыносимо жарко и душно. Мы сидели на пестрых плетеных ковриках и вели беседу под мерный «клик-клак» ткацких станков. Изготовление сонкета – второе после рыбалки занятие местного населения – это искусство, которое нередко передается из поколения в поколение. Та фабрика, на которую мы пришли, поставляла шелковую ткань королевскому двору столько лет, что никто уже и не помнил, когда это началось.

Вдоль стен стояли станки со свисающими с них незаконченными полотнами ткани разнообразных оттенков голубого, красного, а также строгого черного цвета – особый цвет для каждого официального повода. Пока начальник демонстрировал нам с Бахрином образцы и фотографии, ткачихи, молодые девушки от тринадцати до двадцати лет, тайком с любопытством разглядывали нас. Я улыбнулась им, и некоторые застенчиво ответили на мою улыбку, а потом захихикали и поспешно сделали вид, что полностью погружены в работу. Все они были одеты в полный баджу-курунг и косынки, скрывающие волосы и шею. Открытыми оставались только лица, кисти рук и ступни. Я даже представить себе не могла, как должны были они страдать от жары в этой маленькой комнате без всякой вентиляции.

После долгого обсуждения мы с Бахрином остановились на пурпурном сонкете с черными полосами и современным геометрическом узором из вплетенных в него золотых нитей. Пятнадцать метров этой ткани будут через несколько недель доставлены к портному, который сошьет из нее традиционные свадебные наряды. Цена, названная хозяином, показалась мне вполне приемлемой, но Бахрин решил поторговаться. Я, помня о том, что девушкам несколько недель придется трудиться над нашим заказом в этой духоте, чувствовала себя очень неловко, но он все-таки добился своего.

Когда мы опять оказались в прохладном салоне автомобиля, оснащенного кондиционером, я попыталась осторожно выведать у Бахрина, что он думает обо всем, увиденном нами в деревне. По его словам, жители в ней зарабатывали в среднем около двухсот малазийских ринггитов, или тридцати двух фунтов стерлингов. В остальных деревнях дело обстояло примерно так же. В большинстве из них не было ни электричества, ни водопровода, не говоря уж о канализации. «Они всегда так жили и вполне довольны, – заявил Бахрин. – Они ведь просто оранг дарат – деревенщина, бедняки. Не беспокойся за них – им такая жизнь кажется совершенно нормальной. И в любом случае тебя это не касается», – твердо заключил он и закрыл тему для обсуждения.

Я начинала понимать, что мой муж совершенно сознательно закрывает глаза на вопиющий контраст между роскошью, в которой живет его семья, и очевидной нищетой этих людей. И еще я начала понимать, что разрыв между богатыми и бедными в Малайзии больше похож на бездонную пропасть, через которую никто не собирается перекидывать мост.

В этот наш приезд мать Бахрина относилась ко мне с явным расположением и несколько раз приглашала меня в гости, чтобы немного поболтать, правда, всегда при помощи переводчика. Мы обсуждали с ней предстоящую церемонию и наряды, а кроме того, она дала мне целый список вещей, которые следовало купить в Австралии для хантар-беланджара – традиционного обмена подарками между женихом и невестой. Еще Тенку Залия попросила передать моей бабушке официальное приглашение на церемонию и добавила, что будет очень рада познакомиться с ней. В знак особого расположения она подарила мне свои любимые серьги с солитерами и настояла, чтобы я немедленно их надела, и это стало для всей остальной семьи знаком, что Тенку Залия принимает меня. Меня все это очень порадовало: значит, я не напрасно старалась быть внимательной и каждую неделю писала ей письма. Сама я испытывала искреннюю симпатию к этой молчаливой женщине с мягким характером. Установившиеся между нами теплые отношения позволяли надеяться, что моя жизнь в Малайзии сложится благополучно, в чем я совсем не была уверена раньше. Теперь я знала, что всегда могу рассчитывать на помощь свекрови.