“You’ve had it a year (она была у тебя /целый/ год)?”

“Yes.”

She felt that now nothing would prevent him if he rose to kill her (она поняла, что теперь ничто не помешает ему, если он встанет, чтобы убить ее). She could not prevent him any more (она больше не могла ему помешать). She was yielded up to him (она сдалась ему; to yield up – сдавать, сдаваться). They both trembled in the balance, unconscious (они оба были в одном шаге от трагедии, не сознавая; to tremble in the balance – быть в критическом положении, висеть на волоске; to tremble – дрожать, трястись; balance – весы; равновесие).

“What have you had to do with him?” he asked, in a barren voice (что у тебя с ним было? – спросил он равнодушным голосом; barren – бесплодный; пустой, бессодержательный; равнодушный).

 “They came as valentines,” she replied, still not subjugated, even if beaten.

“When, today?”

“The pearl ear-rings today – the amethyst brooch last year.”

“You’ve had it a year?”

“Yes.”

She felt that now nothing would prevent him if he rose to kill her. She could not prevent him any more. She was yielded up to him. They both trembled in the balance, unconscious.

“What have you had to do with him?” he asked, in a barren voice.

“I’ve not had anything to do with him,” she quavered (ничего у меня с ним не было, – ответила она дрожащим голосом; to quaver – дрожать /о голосе/; произносить дрожащим голосом).

“You just kept ’em because they were jewellery (ты просто оставила их, потому что это драгоценности)?” he said.

A weariness came over him (усталость охватила его). What was the worth of speaking any more of it (что толку дальше говорить об этом; worth – ценность, значение; стоящий; достойный, заслуживающий /чего-л./)? He did not care any more (больше он не беспокоился = теперь ему было все равно; to care – заботиться; беспокоиться). He was dreary and sick (ему было тоскливо и тошно; dreary – мрачный, безотрадный; тоскливый; скучный; sick – чувствующий тошноту; больной; чувствующий скуку, раздражение).

She began to cry again, but he took no notice (она снова начала плакать, но он не обращал внимания). She kept wiping her mouth on her handkerchief (она то и дело вытирала рот платком; to keep doing smth. – продолжать делать что-л.). He could see it, the blood-mark (он видел следы крови; mark – знак; метка; отметка; след, отпечаток). It made him only more sick and tired of the responsibility of it, the violence, the shame (это заставило его только еще больше тяготиться ответственностью за происшедшее, за жестокость, за стыд; to be sick and tired of: «быть больным и уставшим от» – быть сытым по горло, смертельно устать /от чего-л., кого-л./; violence – насилие; жестокость).

When she began to move about again (когда она снова начала двигаться), he raised his head once more from his dead, motionless position (он еще раз поднял голову из своего мертвого, неподвижного положения).

 “I’ve not had anything to do with him,” she quavered.

“You just kept ’em because they were jewellery?” he said.

A weariness came over him. What was the worth of speaking any more of it? He did not care any more. He was dreary and sick.

She began to cry again, but he took no notice. She kept wiping her mouth on her handkerchief. He could see it, the blood-mark. It made him only more sick and tired of the responsibility of it, the violence, the shame.

When she began to move about again, he raised his head once more from his dead, motionless position.

“Where are the things?” he said (где эти вещи? – спросил он).

“They are upstairs,” she quavered (они наверху, – дрожащим голосом произнесла она). She knew the passion had gone down in him (она понимала, что на него нахлынула ярость; passion – страсть; пыл; приступ гнева; гнев).

“Bring them down (принеси их),” he said.

“I won’t,” she wept, with rage (не принесу, – плакала она от злости; won’t = will not; to weep – плакать, рыдать). “You’re not going to bully me and hit me like that on the mouth (ты не будешь запугивать меня и бить так по лицу; to bully – грозить, запугивать).”

And she sobbed again (и она снова зарыдала). He looked at her in contempt and compassion and in rising anger (он смотрел на нее с презрением, жалостью и возрастающим гневом).

“Where are they (где они)?” he said.

“They’re in the little drawer under the looking-glass,” she sobbed (они в маленьком ящичке под зеркалом, – проговорила она, всхлипывая).

 “Where are the things?” he said.

“They are upstairs,” she quavered. She knew the passion had gone down in him.

“Bring them down,” he said.

“I won’t,” she wept, with rage. “You’re not going to bully me and hit me like that on the mouth.”

And she sobbed again. He looked at her in contempt and compassion and in rising anger.

“Where are they?” he said.

“They’re in the little drawer under the looking-glass,” she sobbed.