Шрифт:
– Неподходящий жених нижайше просит у вас прощения…
Джорджия прижала ладони к пылающим щекам:
– О-о-о, простите! Я не это хотела сказать. Но вы же прекрасно знаете, мы не можем… у нас не получится…
– Я знаю единственный способ в этом убедиться окончательно.
И она тоже знала этот способ и всем своим существом желала увериться в правдивости своих предчувствий.
– Но ведь вы не какой-то единственный и неповторимый, – сказала она.
– Все мы неповторимы. Однако вы правы. Многие мужчины способны доставить вам наслаждение, в то время как многие на это неспособны, а кое-кто просто никогда этого не сделает.
– Я знаю. Но…
– Надеюсь, вы не помышляете об этом?
– О чем именно?
– Попробовать это с разными мужчинами?
– Разумеется, нет!
– Милая, вы вовсе не умеете лгать. Вы не должны делать этого, Джорджия.
– Не смейте указывать, что я должна… или не должна! – Джорджия отпрянула от постели. – Никому этого не понять.
– Никому? Так вы обсуждали это со всем городом?
– Нет, конечно. Только с Лизи – с леди Торримонд. И вы все неправильно понимаете. Речь совсем о другом. – Она всплеснула руками. – Я никого не желаю разочаровывать…
– Разочаровывать? Уверяю вас, Джорджия, это невозможно.
– Откуда вам-то знать? И никто не может знать этого до тех пор, пока… пока не будет поздно. О-о-о! – Джорджия подбежала к окну: – Родители вернулись! Я встречу их и расскажу о том, что с вами стряслось.
И она выбежала вон из комнаты, обуреваемая весьма противоречивыми чувствами: она была напугана и в то же время в красках представляла себе все, что едва не произошло между ними. Все время, пока они беседовали, ее неудержимо тянуло к нему, тянуло так сильно, словно на аркане…
И если бы не возвращение родителей, она бы уступила искушению и испробовала мужчину, что было бы совершенно непозволительно.
Дрессер откинулся на подушки, пытаясь унять жар, охвативший тело. Он не понимал, что потрясло его сильнее: явление прекрасного видения в льняной сорочке и зеленом шелковом халате, их откровенный разговор или ее неожиданный и неумелый поцелуй.
Какая потрясающая несправедливость! Такая женщина – и вдруг оказалась женой болвана, понятия не имевшего, как следует обходиться с прекрасной женщиной! Впрочем, и сам Дикон Мейберри заслуживал жалости. Рано женившись, он, воспитанный властной матерью, явно не сумел получить образования в определенной сфере. А вот ему, Дрессеру, в его странствиях такая возможность была предоставлена…
Заслышав шаги в коридоре, Дрессер спешно накинул на себя одеяло.
Вошла леди Эрнескрофт, тоже одетая в зеленое – поверх платья из золотой парчи был накинут темно-зеленый плащ, – на груди мерцали роскошные изумруды. Контраст между ее изысканным одеянием и неглиже дочери позабавил Дрессера.
– Я глубоко шокирована, Дрессер! Надеюсь, вам оказали необходимую помощь?
– Да, благодарю вас, мадам.
– Это вам урок: не стоит гулять в одиночку по ночным улицам.
Дрессеру уже порядком надоело выслушивать одно и то же, однако спорить смысла он не видел.
– Я велю лакею дежурить всю ночь напролет возле вашей двери, – сказала графиня. – И если вам что-нибудь понадобится, стоит лишь его кликнуть.
– Но в этом нет никакой надобности.
– Вы мой гость, Дрессер!
И графиня вышла, однако тотчас зашел ее супруг.
– Какой, однако, скандал, – сказал Эрнескрофт, слегка нетвердо стоя на ногах. – Есть ли шанс изловить негодяев?
– Ни малейшего, полагаю. Это были простые воры.
Эрнескрофт сочувственно закивал:
– Вот изловить бы их всех да утопить разом в море! Моя жена права: не стоит шататься по ночным улицам в одиночку.
Наконец Дрессера оставили в покое, и он с величайшим облегчением закрыл глаза. Он уже засыпал, когда вдруг кое о чем вспомнил.
Он выбрался из постели, все еще оберегая ушибленную руку, проверил бинты на боку – следов крови на них не было. Затем открыл дверь и увидел молодого лакея, которому хозяева милостиво позволили сидеть на стуле подле покоев гостя. Лакей тотчас вскочил на ноги:
– Вам что-то нужно, ваша светлость?
– Да. Войди-ка.
Лакей робко переступил порог.
– А теперь погляди, есть ли под моей кроватью другая, выдвижная?
Лакей наклонился:
– Ага, есть.
– Тогда выдвинь ее и ложись.
– То есть как, сэр?
Мальчишке на вид было не больше семнадцати, и он очень боялся совершить промашку.
– Тебе ведь велено дежурить при мне и выполнять все мои прихоти?
– Да, ваша светлость.
– Так вот, я предпочитаю, чтобы ты был поближе. Мне может стать вдруг так худо, что я не смогу даже позвать на помощь. Так что закрывай дверь, выдвигай кушетку и ложись – будешь дежурить лежа. Я нисколько не обижусь, если вдруг ты уснешь: ведь если мне сделается плохо и я начну задыхаться или вдруг в припадке безумия голышом выбегу в коридор, ты тотчас проснешься.