Шрифт:
– Я распоряжусь, чтобы трубу тщательнейшим образом проверили, миссис Астингтон. А как вы пока обходитесь?
– Девушки ходят с ведрами к насосу в Блэк-Булл-лейн, мадам.
– Я также распоряжусь, чтобы в ближайшее время вам доставляли воду в бочонках. И ассигную на это нужную сумму.
Наверх она поднималась с чувством исполненного долга и с величайшим желанием вдохнуть наконец свежего воздуха. Когда Джорджия проходила мимо кухни, то помешкала. Подойдя к девице на вид лет семнадцати, которая нарезала айву для просушки, она сказала:
– Ломтики должны быть тоньше, иначе загниют. Вот смотри! – И, взяв нож, она отрезала тончайший ломтик.
Уходя из кухни, Джорджия ни секунды не сомневалась, что, как только она уйдет, девчонка примется за старое. Приходилось признать, что некоторые не желают быть прилежными и усердными, даже если к ним хорошо относятся. Она знала, что одна девушка сбежала из «Приюта Данаи», прихватив с собой внушительную стопку сорочек из прачечной. Тогда Диана Родгард отказалась разыскивать преступницу, однако после инцидента в двери всех чуланов врезали прочные замки.
Джорджия пообещала себе отправить подробный отчет леди Родгард, а также обеспечить доставку воды в бочках, и с чувством выполненного долга покинула приют вместе с Дрессером.
– Рыба в трубах? Такое бывает? – спросила она.
– Я про такое слышал.
– Откуда, можно узнать?
– Мне стало интересно, как работают различные коммуникации столь большого города. Под лондонскими мостовыми таится сложнейшее хитросплетение труб, каналов, стоков…
Джорджия опасливо взглянула себе под ноги:
– Мне вдруг показалось, что под этой вот мостовой на самом деле пугающая пустота.
– А под каменной кладкой текут грязные сточные воды.
– А за городом – чистота и благолепие, ведь так? – язвительным тоном сказала Джорджия. – И воздух куда здоровее, даже когда по полям разбрасывают навоз для удобрения? Здесь по крайней мере масса развлечений и множество замечательных людей, общество которых, по вашему собственному утверждению, вам приятно.
– Признаюсь, это так. А теперь расскажите, что это за «Приют Данаи».
– Это благотворительный приют для служанок, которые… забеременели. В большинстве случаев бедняжек соблазнили или даже изнасиловали хозяева. А этот гадкий резервуар нужно регулярно очищать – думаю, я смогу этого добиться.
– Как вы, однако, расторопны… и в домоводстве знаете толк.
Джорджия уже устроилась в портшезе и расправляла юбки.
– Леди надлежит хорошо знать все, чем занимаются ее слуги, – так же как капитану судна необходимо знать обязанности всех на борту вплоть до последнего матроса. Сами понимаете, это не значит, что капитан станет с охотой драить палубу.
Дрессер улыбнулся:
– И вы не будете сушить айву на зиму?
– От души надеюсь, что мне не придется этого делать!
– А я от души благодарю вас за экскурсию в одно из сокровенных мест Лондона. Могу ли я ответить любезностью на любезность и пригласить вас туда, где вы никогда не бывали прежде?
Джорджия изумленно воззрилась на него:
– Не думаю, что здесь есть места, где я не бывала… разве что неподобающие для истинной леди.
– Мои флотские друзья показали мне чудесный кабачок, где мы можем вкусно пообедать отменным пирогом с добрым элем.
– Пирогом? С элем?
– О, моя бедная леди Мей, вы еще даже не начинали жить! – И Дрессер указал направление лакеям.
Спустя три часа Джорджия покинула трактир «У Долли» рука об руку с Дрессером, пребывая в прекрасном настроении, чему немало способствовал отменный портер, которому оба воздали должное. Впрочем, сейчас ей было не так уж и важно, от чего именно голова у нее шла кругом. Джорджия далеко не всегда ограничивалась в своих развлечениях строгими рамками аристократического общества, однако никогда прежде не ела на обед пирог с говядиной и не запивала его элем, сидя за длинным столом в компании дюжины морских офицеров.
Офицеров, надо сказать, ее появление сразило наповал – дамы крайне редко захаживали к Долли Потт. А уж когда Дрессер представил ее друзьям, те окончательно лишились дара речи. Отчасти их изумление объяснялось ее высоким титулом, однако она поняла, что некоторые знали, кто такая леди Мей, и, возможно, отчасти были осведомлены о ее неоднозначной репутации.
Впрочем, все были с ней безукоризненно почтительны, здесь не было и тени холодности, что объяснялось как хорошим воспитанием, так и – уважением к Дрессеру. Она тотчас поняла, что здесь его любят и почитают.