Ещё один удар по имиджу Сталина за пределами СССР Бронштейн-Троцкий нанес через старого большевика Б.Н. Николаевского (1887-1966), который после встречи в Париже с Николаем Бухариным опубликовал в «Социалистическом вестнике» в Париже 17 января 1937 года антисталинское «Письмо старого большевика», подписанное загадочно «Y.Z.». Вычислить информатора Николаевского в СССР особого труда не составляло. В 1959 году Николаевский признал своё авторство этого письма, а в декабре 1965 года он признал, что информацию для этой антисталинской статьи получил в 1936 году от Н. Бухарина. Кроме этого неистовый Бронштейн в 1937 году вместе со своими помощниками Альбертом Гольдманом и Яном Френкелем создал комиссию по расследованию судебных процессов в России. Троцкисты в этот период придумали актуальную шутку: «Что такое СССР? — Смерть Сталина Спасет Россию».

Сталин «ответил» по-максимуму — в январе 1937 года в СССР Бронштейна-Троцкого заочно приговорили к смертной казни. Троцкий воспринял эту грозную новость крайне серьёзно и в январе 1937 года забрался в максимально отдаленную от Сталина точку планеты — в Мексику, забаррикадировался на своей вилле и продолжал наносить Сталину уколы в информационной войне — 22 февраля 1937 года он написал в своем «Бюллетене оппозиции» антисталинскую статью под названием «Термидор и антисемитизм», в которой попытался объяснить не преобладающее участие евреев в заговоре, а — антиеврейские настроения в советском обществе: «движимое инстинктом самосохранения, руководящее ядро бюрократии в центре и на местах стремится отвести негодование трудящихся от себя на евреев».

Сталин нанес удар по родным Троцкого, пострадали его дети, — в 1937 году погиб в ссылке его сын Сергей Седов, а старший сын Троцкого Лев в следующем году (1938 г.) был убит в Париже. Оставалась проблема «технического» исполнения приговора Троцкому, и она была решена через два с половиной года — 20 августа 1940 года в ходе операции «Утка». Любопытно отметить, что современные евреи хвалят в своих книгах и выдающегося еврея Лейбу Бронштейна-Троцкого, и открыто гордятся евреем Н. Эйтингоном, организовавшим убийство Бронштейна, удивительная «гибкость» — найти плюсы и повод для гордости в любой ситуации.

В ходе продолжающейся партийной «чистки» в начале 1937 года наблюдалась новая тенденция — появились обвинения секретарей не только в политических «грехах», но и в хозяйственных и управленческих. 16 января 1937 года с должности секретаря Киевского обкома был снят кровавый палач украинского народа П.П. Постышев, а в феврале были сняты с должностей и исключены из партии около 60 приближенных к Постышеву сотрудников. Наказали даже старательного сталинского коллективизатора Б. Шеболдаева за неправильную кадровую политику.

23 января 1937 года начался второй московский судебный процесс над заговорщиками, перед Военной Коллегией Верховного Суда СССР по делу «троцкистского параллельного центра» предстали старые друзья Троцкого, а ныне высокопоставленные советские чиновники и партийцы: Пятаков, Радек, Сокольников-Бриллиант, Шестов, Дробнис, Муралов (к которому тайно ездил из Барнаула ссыльный Раковский) и ещё 11 их коллег по заговору. Пятаков дал компрометирующие показания на С. Орджоникидзе.

На этих процессах вместе с иностранными журналистами и послами присутствовал на суде и затем описал увиденное приехавший в СССР из Франции еврейский писатель Лион Фейхтвангер: «Сами обвиняемые представляли собой холеных, хорошо одетых мужчин с медленными, непринужденными манерами. Они пили чай, из карманов у них торчали газеты, и они часто посматривали на публику. По общему виду это походило больше на дискуссию, чем на уголовный процесс, дискуссию, которую ведут в зоне беседы образованные люди, старающиеся выяснить правду и установить, что именно произошло и почему произошло.

Если бы этот суд поручили инсценировать режиссеру, то ему, вероятно, понадобилось бы немало лет и немало репетиций, чтобы добиться от обвиняемых такой сыгранности: так добросовестно и старательно не пропускали они ни малейшей неточности друг друга.

Невероятной, жуткой казались деловитость, обнаженность, с которой эти люди непосредственно перед своей почти верной смертью рассказывали о своих действиях и давали объяснения своим преступлениям.

Я никогда не забуду, как Георгий Пятаков, господин среднего роста, средних лет, с небольшой лысиной, с рыжеватой, старомодной, трясущейся острой бородой, стоял перед микрофоном и как он говорил — будто читал лекцию. Спокойно и старательно он повествовал о том, как он вредил во вверенной ему промышленности.

Писателя Карла Радека я тоже вряд ли когда-нибудь забуду. Внезапно оттолкнув Пятакова от микрофона, он сам встал на его место. То он ударял газетой о барьер, то брал стакан чая, бросал в него кружок лимона, помешивал ложечкой и, рассказывая о чудовищных делах, пил чай мелкими глотками.

Незабываемый ещё тот еврейский сапожник с бородой раввина — Дробнис, путаясь и запинаясь, стремясь как-нибудь вывернуться, будучи вынужденным признаться в том, что взрывы, им организованные, причинили не только материальные убытки, но повлекли за собой, как он этого и добивался, гибель рабочих».

Дробнис на судебном процессе заявил, что старый большевик Христиан Раковский (настоящая фамилия — Кристо Станчев, 1873-1941 гг.) по-прежнему причастен к антисоветской деятельности, по-прежнему на связи с Троцким. Это была месть заговорщиков Раковскому за его статью 21 августа 1936 года в «Правде», его «подставили». И 27 января 1937 года этого сына болгарского купца с румынским паспортом, парижской и берлинской «пропиской» арестовали.

Подобно французскому писателю Л. Фейхтвангеру, ничего негативного или подозрительного во время судебного процесса в Октябрьском зале не заметил сидевший в первом ряду посол США в СССР Д.У. Дэвис, которому президент США Рузвельт поручил пристально следить за судебным процессом. Он добросовестно наблюдал за всем процессом и в своём дневнике отметил: «Опираясь на собственный адвокатский опыт, можно сделать вывод, что обвиняемые говорят правду, признавая свою вину в совершении тяжких преступлений»; а своему руководству в США докладывал: