Дальше, товарищи. Поступает протокол Лурье. Это профессор, который преподает древнюю историю в МГУ. Что этот профессор говорит? Что он, Лурье, приехал в Москву и имел свидание с Троцким и что он привез от Рут Фишер и Маслова директиву Троцкого о том, чтобы он имел свидание с Зиновьевым здесь в Москве и передал бы Зиновьеву директиву Троцкого о том, что надо вступать на путь террора, надо с этим делом спешить. Теперь интересный штрих. Об этом же самом Лурье 5 января 1935 г. дает показания Сафаров, что в Москве живет Лурье, кличка его Эмель, что этот Эмель является ближайшим человеком Троцкого, что этот Эмель привез от Троцкого несомненно очень важную директиву. И вот с января 1935 г. лежит протокол в недрах НКВД, никто по нему никаких мер не принимает. И когда в 1936 г. этот Лурье-Эмель дает показания, тогда, товарищи, я вам скажу такую вещь, вызываются люди к Молчанову, Молчанов ведет себя совершенно потрясающе похабно, он к работникам обращается: «Слушайте, что вы здесь несете? Как вам не стыдно? Ну, разве это может быть?» И он ставит так вопрос: «Я вам приказываю, чтобы ни один протокол, прежде чем вы мне не дадите его на согласование, чтобы ни один протокол не был дан на подпись обвиняемому». (Берия. Кто это говорил?) Молчанов. Теперь дальше, товарищи.

Я иду к т. Ягоде и говорю: «Почему Молчанов так себя ведет? Предположим, протоколы не сходятся с вашим Шемелевским центром, куда входят Тарусов, Шемелев и другие, предположим, что главное в архиве, а не в терроре, но почему Молчанов позволяет себе такие вещи? Потом, откуда это взялось, что протоколы надо давать прежде всего на согласование этому самому Молчанову?» (Берия. Это безобразие). Я говорю: «Да это же не следствие будет. Какое мы имеем право, мы же большевики, какое мы имеем право, чтобы я, отбирая протокол, побежал бы и сказал обвиняемому: «Я это дело согласую, подождите подписывать». А Ягода говорит: «А в этом ничего плохого нет» (Ягода. Я отменил это дело). Я отменил, а не вы отменили (Ягода. Неверно. Зачем врете?). Тов. Ягода, вы знаете немного меня, мне незачем врать. После этого, услышав ваш такой ответ, я пошел к Агранову и сказал: «Тов. Агранов, делаются совершенно возмутительные вещи: мой аппарат НКВД, который работает неплохо и который дает новые нити подхода к троцкистскому центру, его травят и травят бессовестным образом, травят унизительно». Я говорю: «Вступитесь за это дело, иначе я этому Молчанову морду набью». (Смех, шум в зале) Это верно? Тов Агранов? (Агранов. Верно). Зачем же я тогда пошел бы к Агранову? Я был настолько возмущен, что вызвал своих работников и сказал Агранову: «Вы сами разберитесь». А у себя в аппарате я сказал: «Боже вас упаси, какой-нибудь протокол давать на подпись. Что говорит обвиняемый — записывайте, а потом разберемся» (Антипов. Это в каком году было?). В 1936 году. (Иванов. Почему же вы молчали об этом?) Я скажу, почему я молчал. Теперь дальше.

Арестовали мы Антонова, крупного зиновьевца. Он дал показания на Тивеля и целый ряд других людей и кроме того показал, что есть правый центр и действует террористическая группа. Протокол идет опять в центр. Мне Ягода говорит... Да, во-первых, он на своем оперсовещании показал, как безграмотно ведется следствие (Ягода. Допрос). Да, допрос. Он говорит: «Так как Агранов желает скрыть свою зиновьевскую работу, он нас тащит к правым». И по поводу этого самого протокола, касающегося Агранова, мне т. Ягода говорит: «Тов. Реденс, у вас в аппарате что-то неладно. Давайте я вам пришлю бригаду, которая все проверит». (Жуков. Во главе с Молчановым?) Да, Штейн и другие. Я сказал: «Вот что, бригаду я вашу к себе не пущу. А что я могу сделать, чтобы чертей не делить, возьмите Антонова к себе, пусть Антонов вам дает показания. А бригаду вашу я к себе не пущу». Так и сказал».

Из этого фрагмента видно, как, несмотря на каверзные запутки и умышленные буреломы Гершеля Ягоды, партийцы докапывались до правды. И Ягода «горел» всё сильнее и сильнее, ситуация у Ягоды была незавидной, безвыходной.

Особенно после этого пленума настоящим героем-разоблачителем в советском обществе стал Николай Ежов, в честь которого знаменитый казахский поэт Джамбул Джабаев сочинил хвалебную оду:

Великого Сталина пламенный зов услышал всем сердцем, всей кровью Ежов.

 Враги нашей жизни, враги миллионов, ползли к нам троцкистские банды шпионов,

Бухаринцы — хитрые змеи болот, фашистов озлобленный сброд.

Мерзавцы таились, неся нам оковы, но звери попались в капканы Ежова.

Это стихотворение учили наизусть в школах.

Когда ранее я цитировал показания и признания заговорщиков-троцкистов в ходе судебных процессов, то было видно по большим текстам-признаниям арестованных, что это были искренние признания, а не какие-то — вынужденные лживые самооговоры под угрозой расправ над семьёй или «выбитые» изуверскими пытками, тем более что — к многочисленным высокопоставленным партийцам насилие, пытки не применялись. Кроме того — показания многих заговорщиков повторялись, а также коррелировались между собой, создавая целостную логическую картину заговора.

Это очень весомые аргументы против антисталинистов, бесконечно лживо бубнящих о «незаконных» показных судебных расправах над «заведомо невиновными» мучениками-троцкистами. Эти аргументы антисталинисты никак не объясняли, обходили молчанием, считая этот способ лучшим выходом. Но в 2010 году на «Еврейском голосе» в России — на радиостанции «Эхо Москвы» я услышал от одного из современных троцкистов оригинальное объяснение: якобы всех подсудимых перед судом под страхом расправы над близкими предварительно подвергали целенаправленному гипнозу, поэтому подсудимые выдавали так много слаженной информации. Но понятно, что перед пленумом никого не подвергали никакому гипнозу, и мы наблюдали живые, а не постановочные внутрипартийные разборки, как пробирались через завалы Ягоды к истине.

Многие судебные процессы над заговорщиками были открытые, и на них присутствовали вполне разумные люди, способные разобраться в сложных вопросах. Например, присутствующий на процессе «Пятакова-Радека» член английского парламента писал в Англию об этом процессе: «Все присутствующие на процессе иностранные корреспонденты, за исключением, конечно, японских и германских, отмечают большое впечатление, произведённое весомостью доказательств и искренностью признаний» (Из исследования А. Солженицына). Теперь «почему-то» не вспоминают дело Мрачковского — руководителя подпольной типографии Бронштейна в СССР. Нет никаких сомнений, что Бронштейн вёл подрывную подпольную деятельность на территории СССР, направленную на свержение Сталина и захват власти в России, и что у него было много сторонников в СССР — в подавляющем большинстве из еврейского общества.

И понятно, что после внутрипартийных разборок на февральско-мартовском пленуме не было необходимости и перед очередным судом в каком-либо гипнозе, да и мысли о каком-то гипнозе у сторонников Сталина и не было, кроме как в воспаленной фантазии современных либерал-демократов.

После того, что открылось на пленуме, необходимо было начать следствие по деятельности Г. Ягоды. 3 марта 1937 года был арестован ближайший помощник Ягоды Г.А. Молчанов, который в конце ноября 1936 года возглавил Наркомат внутренних дел Белоруссии. Вскоре Г. Молчанов стал давать показания против Ягоды, судьба Ягоды была уже предсказуема.