– Не довезем, пожалуй, до города. А жаль, надо бы жителям показать, – сказал Подтынный.

Затем спокойно вытащил из кобуры пистолет.

– Чего с ним возиться! – и приложил дуло пистолета к бледному виску, на котором едва заметно пульсировала маленькая жилка…

Испуганные выстрелом лошади дернулись, понеслись вскачь. Кучер, натягивая вожжи, с трудом остановил их. Подтынный поравнялся с тачанкой, схватил теплый еще труп и сбросил его на землю.

– Одежду можешь взять себе, – крикнул ему Зонс. – А трофейный пистолет дарю тебе на память. За меткую стрельбу!

Нет, не случайно Соликовский возлагал надежды на Подтынного. Он знал – этот ни перед чем не остановится…

И Подтынный старался оправдать его надежды. Каждую ночь в поселке проводились повальные обыски. У Подтынного были основания полагать, что листовки пишутся именно в Первомайке – здесь они появлялись раньше, чем в городе.

– Если понадобится, посажу в холодную всех до единого, а этих писак найду, – заверил он Соликовского.

Целыми семьями пригоняли полицаи в участок жителей поселка. Запирали в сыром холодном подвале, держали под замком без воды и хлеба, требуя одного: сознаться в связях с партизанами.

Но никто не сознавался. Продержав арестованных трое-четверо суток, полицаи зверски избивали их и отпускали. А в подвал загонялись новые жертвы…

Как-то вечером Подтынный зазвал к себе дежурного по участку Мрихина.

– Помнишь, тогда возле памятника девушка в толпе была – такая кареглазая, с длинными косами? – неожиданно спросил он. – Знаешь ее?

– Ну да, знаю, – буркнул полицай. – Ульяна, Матвея Громова дочка.

– Она кто, комсомолка?

– Наверное. Активисткой была.

В ту же ночь Подтынный с двумя полицаями нагрянул к Громовым. В доме все спали. Подтынный вошел в комнату, коротко скомандовал:

– Обыскать!

Заохала, беспокойно заметалась по комнате мать Ули Матрена Савельевна, сурово насупившись, кусал прокуренный ус старый шахтер Матвей Максимович.

Уля стояла у стены, накинув на плечи старенькое пальто, с усмешкой наблюдала, как полицаи роются в книгах, выбрасывают из комода белье, распарывают матрацы…

Ничего подозрительного найти не удалось. Подтынный еще раз прошелся по комнате, заглядывая во все углы. На комоде он увидел небольшую фотографию – молодой офицер-летчик улыбался, слегка прищурив темные, глубоко сидящие глаза.

– Сын? – повернулся он к Матвею Максимо- вичу.

Старый шахтер молча кивнул.

– Сейчас где?

Ему ответила Уля. Она сказала громко, подчеркивая каждое слово:

– Там, где должны быть все порядочные люди, – на фронте!

Подтынный подошел вплотную к Уле, занес над головой плеть. И снова во взгляде девушки мелькнуло что-то такое, от чего ему стало не по себе. Опустив плеть, он только пригрозил:

– Ну, погоди… Ты мне еще попадешься…

И, смахнув плетью фотокарточку с комода, бросил через плечо полицаям:

– Пошли…

Все испробовал Подтынный: обыскал чуть ли не каждый двор, допросил «с пристрастием» почти каждого жителя поселка, угрожал расстрелом, пытался даже подкупить кое-кого. Специальные отряды полицаев и жандармов круглосуточно патрулировали по улицам. А утром жители снова читали расклеенные на заборах листовки с последней сводкой Совинформбюро.

Однажды Подтынный отправился к Соликовскому. Долго беседовали они с глазу на глаз. Подтынный пояснял что-то, водя пальцем по карте Первомайки…

– Разрешаю, – Соликовский махнул рукой. – Делай как хочешь, только приведи ко мне хоть одного… Живого или мертвого приволоки!

Вернувшись на участок, Подтынный созвал всех полицейских и разложил на столе карту поселка.

– С сегодняшнего дня ночное патрулирование по поселку отменяется. Приказ об этом будет вывешен на самых видных местах. А между тем мы сделаем вот что…

План был прост. Вместо ночного патрулирования Подтынный решил установить на всех перекрестках секретные засады. Спрятавшись в укромных местах, полицаи будут тайком наблюдать за дорогами. Подпольщики наверняка попадутся на удочку, поведут себя смелее.

– Увидите кого-нибудь ночью на улице – сразу хватайте и тащите ко мне на участок, – приказал Подтынный. – Я здесь буду дежурить всю ночь.

И он показал, где устроить засады.

Егору Бауткину достался самый дальний пост – отрезок пустынной дороги, ведущей к шахте № 1-бис. По этой дороге и днем мало кто ходил – шахта не работала, жилых домов поблизости не было.

Прихватив из дому тулуп, Бауткин расчистил себе место под невысоким заборчиком, принес охапку соломы, уселся поудобней и уткнулся носом в воротник.