Шрифт:
– И успеваемость неплохая. А когда вышла замуж, девчонки в группе устроили ей обструкцию.
– А она за это порезала ножницами дорогое пальто другой студентки!
– Это не доказано!
– В коллективе всегда все знают! Ей пришлось перевестись на заочный. А что, она действительно замешана в убийстве? – решительно спросила Инна Васильевна.
Обе с любопытством уставились на Федора. Он подумал и сказал:
– Какое животное она вам напоминает?
– Кролика! – тут же ответила Рита Марковна.
– Овцу! – выпалила Инна Васильевна. – С опущенными глазками и с колокольчиком. И еще жует траву. А что?
– Да ничего… Штрихи к портрету. Вы сказали – театр… Вы имеете в виду, что она лжива, лицемерна, актриса?
– Ничего подобного! – возразила Рита Марковна. – Нормальная девочка. Если ты думаешь, что она замешана… ну, ты меня понимаешь. Нет, нет и нет!
– А я даже за себя не поручилась бы! – сказала Инна Васильевна, вскинув голову, отчего затряслись поля ее кружевной шляпы. Федор вспомнил вузовские слухи о ее неудачной супружеской жизни и громком разводе. – Когда приспичит, все мы… Может, он ее достал!
– Кстати, Федя, ты еще не женился?
– Еще нет.
– Философ должен быть один, да?
– Ты не права, Инночка! А семья?
– Ага! И семейные ценности. Свобода дороже, запомните, Федор! Брак – это узаконенное рабство. Не вздумайте! Гуляйте пока. Здоров, руки-ноги на месте, голова варит – на фиг вам в ярмо?
– Я с тобой не согласна!
– Согласна, не согласна, а толк один! Кстати, у нашей тихони был поклонник.
Федор сделал стойку, но задать наводящий вопрос не успел.
– Кто? Тот мальчик с физмата? – спросила Рита Марковна.
– Он! Альтернативно одаренный злой гений.
– Не думаю, что это было серьезно.
– Почему альтернативно одаренный? – заинтересовался Федор.
– В математике – гений, в обществе – неприятный невоспитанный тип. То есть однобокое развитие. Как у краба!
– У краба? – удивилась Рита Марковна. – При чем здесь краб?
– При том, что бегает боком, и одна клешня больше другой. Так и этот гений. Кстати, я их видела вместе месяц назад. В парке, днем, он держал ее за руку, а она плакала.
– Ну и что?
– Этот злой гений – кто он? Студент? – спросил Федор. Ему на память пришли слова капитана Астахова о гениях-психах.
– Бывший! Его отчислили.
– Почему?
– Я же говорю: очень умный. Прикладывал наше совковое наследие так, что перья летели. В свое время они были, конечно, спецы, а сейчас, в век информатики, морально устарели. А он – гений! Значит, заслужил костра.
– Инночка, ты, право… Зачем же так?.. – пробормотала Рита Марковна. – Я слышала, он сам ушел.
– И правильно сделал! Чего зря время терять?
– Где он сейчас? – спросил Федор.
– В политехническом, на заочном, и еще работает в какой-то импортной фирме, вроде финской, – сказала Рита Марковна.
– Он без работы не останется, у него мозги – как у робота. Миронова ему очень подходила: молчит, никуда не лезет, сонная. А тут вдруг подвернулся Гетманчук. Но, знаете, говорят, старая дружба не ржавеет…
– Как его зовут?
– Владимир Коваленко. У него брат, между прочим, сидит! – сообщила Инна Васильевна.
– За что?
– За пьяную драку. Мне Наташа Бушко рассказывала…
Федор вспомнил подружку Елены Наташу, похожую на Буратино. Ему она о Владимире Коваленко не говорила. И тем более о сидящем брате.
– А где находится эта финская фирма? – Он чуть не сказал «баня».
– В Мегацентре, с обратной стороны – можно спросить у охраны, они должны знать. – Инна Васильевна задумалась на минутку, а потом вдруг сменила тон: – Знаете, Федор, вы уж нас извините! Мы по-бабски вывалили на вас все эти сплетни… Вы не думайте, мы хорошие. Это штрихи к портрету, как вы сами сказали, как коллеги коллеге, не для прессы. Офф зе рекорд [12] . И если вы думаете, что Лена Миронова в чем-то замешана… Глупости! Ни за что не поверю! Нет в ней злодейства, понимаете? Ну, может, театр, поигрывает слегка… А скажите, кто не театр? Вы, что ли, не играете? Хвост не распускаете? Или мы? Все мы на сцене, под пристальными взглядами и софитами. А Миронова… Она из тех, что будут терпеть и плакать, вечная жертва. И самое интересное, Федор, что свора… Пардон, родной коллектив просекает таких безошибочно и чует запах крови. Своей беззащитностью они провоцируют агрессию… Я, конечно, не психолог, но кое-что читала. Мне она не нравится, ваша Елена, а почему – черт его знает! И смирная, и старательная, и услужливая, а вот поди ж ты! Была у них в группе Римма Удовиченко – стерва, грубиянка, гулена, а мне нравилась. Почему, спрашивается? Не знаете? Скажу. Потому что личность и вся на виду, камень за пазухой не держит, говорит, что думает – я эту породу знаю как облупленную. А Елена… Терра инкогнита, закрытая комната, а ключика-то и нет. Знаете, говорят, в тихом омуте… Но это так, опять же по мелочам, этакое бытовое коварство: пальто порезать, вырвать страницы из учебника… Да и то не доказано, за руку никто не поймал. Уж скорее ее подружка Наташа Бушко… Как бы там ни было, все это на уровне трепа. Знаете, как бывает: мы ее не любим, значит, она виновата.
12
Off the record (англ.) – неофициально, между нами.
– Ну уж, Инночка, ты загнула! – укоризненно заметила Рита Марковна. – Сравнила Римму и Леночку! Римма хищница…
– Я как на духу! Исключительно антр ну [13] , господа. Федор, вы меня понимаете?
Федор кивнул.
– И я не поверю! Ни за что! – сказала Рита Марковна, прижимая руки к груди. – Хорошая девочка, скромная, старательная. Ни за что не поверю!
Федор не стал уточнять, во что они не поверят – разве и так не ясно?
– Но вот что не укладывается в голове… – Инна Васильевна постучала себя по лбу костяшками пальцев. – С какого перепугу вы, мужики, клюете на таких? Это что, чувственность, педофилия, мачо-комплекс? Придавить к земле и поставить сверху лапу? Вот скажите, Федор, вам нравятся недоразвитые, незрелые, покорные – или личность? А?
13
Entre nous (фр.) – между нами.