– Наивная ты, Злата… – закашлялся Сергеев. – Время не то… Телевизора, что ли насмотрелась про московские митинги? Так мы же с тобой в Ростове – здесь всегда одно время…

– Вот и я про то же, Антон Юрьевич! – перебила его Златка. – Ростов – город понятий. Здесь только силу понимают! Вы думаете, почему «Седьмая столица» меня поддержала? Да потому, что если будут закрывать эту газету, как грозились не раз, то ни одна собака в защиту не выступит, слова против губера или мэра никто не скажет. А всё потому, что не стоит никто за газетой. Вот главный редактор и лавирует, пытаясь разбудить хотя бы своих читателей.

– Ага… – мрачно предрёк Сергеев. – Разбудит лихо на свою голову!

– На их голову! – убеждённо возразила Злата. – А так как живут упыри эти из «К-Ванта» по понятиям, то против силы не попрут. Они ведь потому тайком и пытаются всё провернуть, что боятся общественного мнения. Вот это мнение мы и должны разбудить. И разбудим! – безапелляционно заявила она.

– Значит, это твоя месть за дядю Рубика… – сделал вывод Сергеев. – Говорят, такие блюда надо готовить с холодной головой…

– Это была месть, – согласилась Злата, – сначала, когда всё случилось… когда оказалась одна и навалилось всё сразу… и голова у меня тогда была о-о-очень холодная, сказать по правде, я по полной отморозилась… А потом как будто перевернулось всё. Я не мщу им сейчас, честное слово, я Сурб-Хач спасаю, сад монастырский… Антон Юрьевич, я себя спасаю! – неожиданно призналась она.

«Мудрая ты моя, наивная девочка, – грустно думал, глядя на неё, Сергеев. – Может, ты и спасаешь, раз так веришь в это. Но что будет с твоей мудростью, где окажется твоя наивность, когда ты столкнёшься со своим отцом…».

Но вслух он этого, конечно же, не сказал и лишь ободряюще улыбнулся:

– Давай к делу. Что конкретно от меня сейчас требуется?

– Очень мало и очень много, Антон Юрьевич – постарайтесь отмолчаться на прессухе, пусть Оганесов сам отдувается. И ещё один момент… – Злата невольно замялась, – вашу пресс-конференцию Миша будет вести. Вы ему ничего не говорите про меня, ладно?

Такое ощущение, что всех мужчин из рода Вартанян небесная канцелярия испытывала перед последним призывом, и дядя Рубик не стал исключением. Его дед спасал варшавскую профессуру, отец, рискуя жизнью, срисовывал в немецкой комендатуре утерянную карту, ну и сам дядя Рубик, словно продолжая традицию, выцарапывал своё письмо у смерти ради спасения Сурб-Хача.

В том письме было много листов, но не так уж и много слов. Сил-то не было совсем – вот и расползались строки по бумаге. Но самое главное успел передать Рубен Эдуардович Вартанян. Самодовольные проговоры Оганесова помогли оценить масштаб бедствия, поэтому план дяди Рубика был прост: пожертвовать семейной легендой, сделать так, чтобы золото Запорожской Сечи помогло остановить стройку, – в общем, спасти Сурб-Хач любой ценой. А так как, кроме Златы, уже давно никто не гонялся за казачьим золотом, то вся надежда была только на эту девочку.

– прощался с ней, заканчивая своё письмо дядя Рубик.

Не жалеть свою мечту долго не получалось. Может, потому так тяжело и шло всё поначалу. На пике отчаяния даже казалось Злате, что мстит несбывшаяся мечта своим неосуществлением, коверкая всё на её пути: она искала любовь, но теряла друзей, взлетала с Михой и тут же падала с Рыжим, наконец-то помирилась с отцом и снова подвела его. Но дело было вовсе не в мечте: жалела всё это время Злата, скорее, себя саму, жалела и жалила своей жалостью. Только упрямый, но верный Ромка нежданным появлением сумел вырвать у неё это жало. Доказав неизвестно кому, что в настоящей дружбе промысла больше, чем просто человеческих симпатий.

И сразу стало легче. И прав оказался дядя Рубик, когда писал, что она не одна – рядом стали появляться люди готовые помогать, в первую очередь Наталья Загробян, в которой нашла Злата единомышленника.

Это с её подачи фотокорреспонденты «Седьмой столицы» больше недели кружили вокруг острова, зная, что именно надо снимать, и ещё до начала «золотой лихорадки», фиксируя с крыш соседних многоэтажек всё, что происходит в округе, обеспечили газете серьёзный задел первополосных фотографий. И когда на следующий после пресс-конференции Оганесова день, «Седьмая столица» опубликовала фотоснимки с описанием, как поздно вечером, при свете фонарей тайно выгружали краном с острова тяжело гружёные контейнеры, мало кто уже верил, что «К-Вант» нашёл на острове всего одну искорёженную буром золотую монету. Чем сильнее оправдывался Гай Гаевич в многочисленных интервью осаждающей его прессы, тем больше ему не верили; незамысловатые вопросы – где сейчас «К-Вант» прячет тонну золота и почему молчит власть? – крайне интересовали ростовских обывателей.

Последние пару-тройку лет дядя Рубик почти не занимался поиском Запорожской казны. С одной стороны, словно накопившаяся усталость нескольких поколений от затянувшихся поисков давила на него, с другой – Златкин энтузиазм с лихвой перекрывал его отстранённость. Ведь совсем не молод был дядя Рубик, к восьмому десятку уверенно подбирался. К тому же его и раньше, в отличие от Златы, полевая работа не очень прельщала.

– Тайны, деточка, вернее разгадывать в пыли архивов, чем в пыльной степи, – улыбаясь в усы, говаривал он Златке, готовя очередной запрос в какой-нибудь малоизвестный архив.

Редко, когда ответы приходили сразу, неторопливо тянулись они, порой годами, а иногда и вовсе терялись. Один из таких, как думалось, потерявшихся ответов получил дядя Рубик незадолго до своей смерти из немецкого Франкфурта-на-Одере и, обескураженный содержанием, не стал показывать его даже Злате.

В «Записках императорского одесскаго общества истории и древностей» от 1879 года нашёл в своё время краевед Вартанян отсылку на путевые записки академика Гюльденштедта «Reiseaufzeichnungen nach Sueden Russisches Kaiserreichs im Jahre 1775». Все попытки отыскать в российских архивах этот дневник путешествия на юг империи оказались тщетными. На удачу послал дядя Рубик запросы в Ригу, откуда родом был академик, во Франкфурт-на-Одере, где тот учился, в Берлин, где получал первую докторскую степень. Ответы из Риги и Берлина пришли отрицательные, а вот ответ из Франкфурта, хоть и шёл слишком долго, но дал результат. Единственный экземпляр дневника академика Гюльденштедта, да ещё и с прижизненным переводом с немецкого на русский язык, каким-то невероятным образом очутился в архиве городской ратуши Франкфурта. Ещё через несколько месяцев, по каналам министерства культуры, получил замдиректора областного музея фотокопии «Reiseaufzeichnungen nach Sueden Russisches Kaiserreichs im Jahre 1775», где Иоганн Гюльденштедт подробно описывал свою экспедицию в Новороссию в составе команды гвардии капитана Немцова.